* * *
Здесь были они
Возле сердца внутри
И страдали, и пили,
И плакали
Разбивали мечты
Ели дождь и цветы,
Но не знали, что люди –
И квакали
Раздевались. Бичом
Получали потом,
Раскрасневшись, зардевшись,
Мы блеяли
Но как воздух – мечта –
Для сознанья нужна –
Я лечу, я бегу,
Я вне времени!
Одна радость – Машков
Принесёт тебе соль.
Три звонка и - морковь,
Жесть, игра и любовь…
17.02.2011
Приди, приди ко мне, Халява!
Скорей, пожалуйста, приди!
Ну, что, ты, медлишь? Ты, не права.
Меня столь строго не суди!
Тебя, всем сердцем обожая,
Я не встречал уж много лет.
Эх, чувства нежные питаю,
Тебя ж со мною рядом нет.
Быть может, чем тебя обидел?
Не мил мне без тебя весь свет.
Лишь вдалеке родную видел
И нёсся за Халявой вслед.
Поверь, Халява, я хороший!
Твоей любви достоин я.
Лишь о тебе молюсь, но что же?
Ты, уплываешь, в даль маня.
Нелепо же думать, что Бог знает все траектории всех бильярдных ударов всех играемых ныне партий? Нелепо навязывать (пытаться навязать) Богу антропоморфность мышления. И с таких позиций пытаться решить теодицею?
Естественно, она не решаема. Она не решаема – ровно настолько, насколько следствие не в состоянии постичь причину. Просто потому, что причина всегда больше. Просто потому, что причина – пучина, а следствие тонкий луч, исходящий из неё. Просто потому, что души наши, сознания наши зашлакованы «эго» - его неустанной, кропотливой работой по выдвижению себя на первое место, по превращению себя в пуп земли. Даже чуть приподнявшись над комфортно-плаксивой позицией вечно неудовлетворённого «эго» начинаешь чувствовать сияние дали – где и постановка-то теодицеи – нелепость, ибо нет во свете тьмы, а космос, как писал Циолковский абсолютно счастлив. Как представить космос Бога? Как не быть гусеницей, рассуждающей об устройстве леса, и притом не догадывающейся, что есть ещё небеса над ним?
И вот - спектакль теодицеи сыгран, и пьеса её устарела; отстрадали актёры страстей, освободили сцену. И дальше – пьесу пишет свет, пьесу сути, где не бывает не решаемых ответов, поскольку следствие знает о причине, или хотя бы ощущает её световую суть, исходя из которой выясняется, что всякое страдание наше (или всякое страдание в нас) – есть линия дальнейшего, необходимого душе (а иногда и банальному телу) развития – развития, ведущего вверх, туда, где, быть может, вопрос – уже в сущности ответ.
