Алексей Кондратьев. Байки морпеха. Часть 4-я
От редактора:
В ближайшее время подписчикам нашего журнала будет выслана ссылка не скачивание полной версии "баек" в pdf-формате. Тех кто еще не подписчик или даже не знают что это, милости прошу узнать и подписаться здесь.
В отпуск меня отпустили только осенью. В утешение сказали, что если поехать на юг, то ещё можно купаться в море. И, в награду за мой самоотверженный труд всё лето, дали путёвку на круиз по Чёрному морю. (Которую кто-то не смог использовать, как я потом узнал, и которая всё равно «горела»).
Судно было небольшое, но очень комфортабельное. Всё было рассчитано на то, что пассажиры проводят больше времени на нём, нежели на экскурсиях в портах захода. Там был бассейн, корт для игры в сквош, бильярд, тренажёрный зал, сауна, джакузи, массажный и косметический кабинеты, очень симпатичный ресторан на верхней палубе, с видом прямо по курсу и по оба борта, в котором нас кормили четыре раза в день, а вечером там же было варьете. Желающие могли потанцевать на небольшой площадке на корме, где был и бар. В общем, судно было напихано удобствами за счёт количества пассажирских мест. Зато, наверное, путёвки стоили дороже. Кроме того, расчёт, видимо, шёл на то, что на все эти удобства пассажир раскошелится – от скуки на переходах, и тем самым компенсирует доход дополнительно. Разумно.
Каково же было моё удивление, когда я узнал, что не только кормёжка в ресторане, но и всё остальное, включая бар, бассейн, тренажёрный зал и всё такое, за исключением массажного и косметического кабинета, было включено в путёвку. All inclusive, всё включено. Такая мода у турецких туркомпаний, а судно было именно турецким, зафрахтованным российской компанией. Но цены у турок, как правило, вполне умеренные. Несмотря на комфорт и отличное обслуживание. Мне заранее всё понравилось, ещё когда мы «грузились» в порту, и с мостика на нас смотрел капитан в белом мундире и красной феске с кисточкой. Улыбаясь в пышные усы, с огромным чубуком в руках. Ему бы ещё золотые эполеты – и ни дать, ни взять, какой-нибудь адмирал-паша времён русско-турецких войн.
И моё предварительое впечатление не было ошибочным. Мало того, что комфорту было предостаточно – по крайней мере, на мой невзыскательный вкус, - каюты были тоже очень удобные. И все примерно одинаковые, как я потом узнал. Не то, чтобы шикарные, но в моей были и туалет, и душ, и телевизор, и холодильник-минибар. Кровать была, разумеется, весьма широкая и удобная тоже. Было бы ещё с кем на ней улечься...
С этим тоже, похоже, особой проблемы не было. Я сразу приметил в ресторане трёх девушек, возраста лет 20 или чуть больше, удивительно похожих друг на дружку, хотя и выглядевших по-разному. У них были даже разного цвета волосы – у одной светлые, у другой тёмные, у третьей – каштановые. Но одинаковой длины – примерно по плечи, одинаково густые и волнистые. Видно, ходят к одному парикмахеру. И вкусы у них почти совпадают. Все три высокие, стройные, длинноногие. Они всё время о чём-то друг с дружкой оживлённо говорили и весело смеялись. У меня сразу возникло желание к ним подсесть, поскольку четвёртое место за их столиком было свободно, но я подумал, что не стоит начинать путешествия с нарушения порядков на судне, и послушно уселся на место, указанное мне старшим официантом. За моим столиком оказалась ещё пожилая украинская пара, очень приветливые люди, с которыми я сразу подружился, завоевав их симпатии тем, что говорил с ними по-украински. Они были удивлены узнать, что я русский. Что не помешало мне получить приглашение в их каюту на горилку и сало.
Наливая нам ещё по чарке, пан Тарас подмигнул мне: а ты, хлопче, видать, предпочёл бы сидеть с теми тремя дивчинами! Мы заметили, как ты на них смотрел! Что ж, мы не обидимся. Правда, Одарко? А к нам приходи, когда хочешь, на наше хохляцкое угощение! Только не дыши потом на этих красавиц чесноком, которым нашпиговано и натёрто сало! – И они оба рассмеялись. Я тоже. Но про себя подумал, что будет неловко оставлять добродушных стариков. А вслух сказал, что меня их общество вполне устраивает, мне они очень симпатичны и напоминают моих родителей. К тому же, я рад поговорить на рiднiй мовi. Хоть я и москаль, но вырос-то на Украине. Считай, хохол. Старики были тронуты.
Вечером было варьете и танцы, но я не пошёл, потому что устал. Перелёт, переезд из аэропорта в морской порт, да ещё горилка...
Рано утром я пошёл в бассейн. Там уже плавали... эти три девушки. Бассейн был небольшой, а я решил поплавать энергично. Да и не хотел, чтобы они подумали, что я к ним набиваюсь. Поэтому решил посидеть, подождать, пока они наплещутся. А тем временем любовался их фигурами. Классика... Наяды... Три грации...
Но, заметив меня с полотенцем через плечо, они сами замахали мне приглашающе. Решив, наверное, что я стесняюсь. Я благодарно приложил ладонь к груди и сделал жест – мол, подожду. Они сделали обиженные выражения. Видно, девушки сами не прочь завести роман на время путешествия. По крайней мере одной из них я могу это гарантировать. Мне ничего не оставалось, как оставить халат и полотенце в шезлонге и спуститься к ним.
Они оказались шведками, из разных городов, но студентками одного университета – музыкально-педагогического в Стокгольме. Понятно, подумал я. В Швеции свободные нравы. Но девушки оказались очень милыми и не производили впечатление распущеных. Выяснилось, что, как отличниц, университет послал их по обмену на летние курсы при Гнесинке, и они решили завершить свою поездку отдыхом на тёплом ещё море.
Мы ещё поплескались, поболтали, вылезли и пошли в душ. Душевых кабинок было всего две, и мы решили не стоять в очереди друг за дружкой, а влезть в каждую по двое. Мне досталась классическая шведка-блондинка. Было тесновато, но девушка меня отнюдь не стеснялась, касаясь меня полуобнажённым телом. Это вселяло ещё большую надежду.
Мы вышли из кабинок и столкнулись с моими новыми друзьями - соседями по столику. Те хитровато заулыбались в ответ на моё вежливое приветствие по-украински. Я познакомил их с девушками. Те вежливо присели, хотя на них ничего не было, кроме символических купальников. Украинцы добродушно кивнули в ответ.
Придя на завтрак, я увидел, что пан Тарас о чём-то разговаривает со старшим официантом. Тот кивнул и подошёл к девушкам, сделав жест в мою сторону. Я уже сел за стол к пани Одарке. И заметил, что девушки приветственно замахали мне, делая приглашающие жесты. – Что вы устроили? – спросил я у подошедшего пана Тараса. – Да ничего, хлопче. Спросил только, не можешь ли ты пересесть к девушкам. А он сказал, что спросит у них. – Ну, зачем вы... – Да что тебе с нами, стариками, куковать. Тем более, что ты с ними, кажется, уже подружился. Дело молодое... – Подошедший старший официант сказал: молодые леди не возражают против вашего общества, сэр.
Я был в смятении. Так быстро с молодыми дамами... И жалко расставаться со стариками... – Да ты не тушуйся, - сказала пани Одарка. – В гости приходи. И девушек приводи. Каюта у нас достаточно большая. С нами дочка должна была ехать, вот мы и взяли с гостиной, где она могла спать на диване.
Официанты уже переносили мой прибор на новое место. Мне ничего не оставалось, как пожать руку пану Тарасу, поцеловать руку пани Одарке, и отправиться к месту службы. Я почувствовал, что попадаю в плен к шведкам. Силы были неравны. Их трое...
Я сел за столик, и ближайшие две девушки бесцеремонно поцеловали меня в щёки. Сидевшая напротив послала воздушный поцелуй. Физкульт-привет! – подумал я. Карл XII тоже был очень молод – всего 18, по-моему, когда он победил аж Петра при Нарве. А тут их три. Так что не видать мне Полтавы...
До обеда мы загорали на палубе и они рассказывали мне про свой университет. Будущие учительницы музыки. Но одна из них мечтала концертировать.
После обеда мы обнаружили маленький музыкальный салон, где стоял кабинетный рояль. Они мне играли по очереди... Вечером мы танцевали и сидели в баре. А потом отправились в варьете. Варьете мне не понравилось. Мои девушки были гораздо лучше.
Спать совсем не хотелось, и они пригласили меня на чашку кофе к себе. Ого! – подумал я. – И набиваться не надо!
Каюта у ни была точно, как моя, но они жили там все втроём. Широкая кровать была придвинута к стене, чтобы освободить место для третьей кровати. Она была, похоже, раскладной, но достаточно удобной. Я на ней сидел. Рядом с белокурой девушкой, с которой утом принимал душ. Похоже, это моя судьба... Может, пригласить её переехать ко мне? Что им ютиться втроём в одной каюте... Но я, конечно, не решился. Допив кофе, я поблагодарил и вежливо откланялся.
Но заснуть всю ночь не мог.
Так дни летели за днями, с событиями, как по расписанию – бассейн – завтрак – солнечные ванны - обед – какое-нибудь развлечение вроде бильярда или гимнастического зала – ужин – танцы – ночные прогулки под звёздным небом вокруг всего судна по прогулочной палубе... Мы воспользовались приглашением и стариков-украинцев, и они все друг другу ужасно понравились, тем более, что девушки могли объясняться по-русски, а где не получалось, я выступал в роли переводчика. Я приглашал их и к себе в гости, и они охотно приходили.
На экскурсии мне ездить было неинтересно, поскольку в большинстве портов захода я был, но ради них я ездил и выступал их гидом в Ялте и Одессе, которые хорошо знал, когда нас выпускали из автобуса побродить самостоятельно. Батуми, Трабзон, Бургас, где я раньше не был, меня мало впечатлили – все черноморские порты, наверное, похожи, - но они искренне всему восхищались, потому что не были нигде, и я радовался за них вместе с ними. Они нащёлкали кучу фотографий, и мы разглядывали их, смеясь, по вечерам на ноутбуке у них в каюте, или у меня, или у друзей-украинцев.
Но дело так и не сдвигалось с места... Наша компания, включая стариков-украинцев, так и существовала в том же качестве. Как ни странно, не появлялись у девушек и другие кавалеры. Подходы были, как я замечал, на танцульках и в баре, но оставались безрезультатными. Чем же тогда я им приглянулся?..
Это вскоре выяснилось. Почти конец круиза они сказали мне, что сняли сауну с джакузи при ней, как для семьи. Оказывается, это можно было сделать за отдельную плату. И пригласили меня. В сауне мы, как ни странно, ещё не были, и я с удовольствием согласился. Но замешкался с друзьями-украинцами и опоздал против назначенного времени. Но янычар, стоявший на страже, меня с улыбкой впустил. Видно, был предупрежден.
Мои наяды сидели в джакузи. Из-за пенящихся пузырьков было не очень хорошо видно, но я разглядел, что они были... без всего. Они помахали мне руками, а одна сказала: ну, где тебя носит! Помещение снято на время! – Я сделал вид, что всё в порядке, ничего не происходит, чтобы их не смущать, и, сняв халат, вошёл в сауну. В плавках. И улёгся на верхней полке, испытывая блаженное тепло. Через некотрое сремя дверь открылась и вошли мои наяды. Всё в тех же нарядах...
Они что меня, за мужчину не считают? Или настолько доверяют? Или готовы?.. Все три?.. Эх, сколько времени зря потеряно! Круиз-то заканчивается! – Мысли у меня путались, стучали и прыгали в голове, как шарики в модели Броуновского движения. Девушки улеглись на полках ниже. Сауна – это не парилка, где почти ничего не видно... Всякие виды я видал... Но три девушки сразу... Да такие красивые... Честно говоря, я был совсем сбит с панталыку. И даже смущён. Я потихоньку слез вниз, стараясь не задеть девушек, лежащих с закрытыми глазами, и вышел из сауны. И залез в прохладную воду джакузи.
Через некоторое время появились они и залезли ко мне. Я посидел немного с закрытыми глазами, а потом вылез и накинул халат. Решил, что душ приму в каюте. Они удивлённо смотрели на меня. Все трое.
Не успел я выйти из душа в своей каюте и накинуть на плечи халат, как дверь открылась и вошла белокурая. – Извини, я стучала, но ты, я вижу, был в душе... – Я судорожно пытался натянуть на голое мокрое тело халат, не попадая в рукава. – Да у тебя всё в порядке! – радостно сказала она, оглядывая меня. – А мы уж подумали, может, что не так... Или ты стесняешься нас? Напрасно. Ты, наверное, уже понял, что мы – розовые. А ты – голубой. Мы Стокгольме снимаем квартиру вместе с одним таким парнем. И нисколько друг друга не стесняемся. Ты на него очень похож. Мы подумали, что мы тебя сразу узнали и раскусили... Но не стали уточнять. Малознакомые люди не всегда сразу признаются друг другу в своей сексуальной орентации... – Но я не голубой! – вырвалось у меня. – Как? – округлились у неё глаза. – Очень просто! У меня самая примитивная ориентация! И я смотрел на вас и чувствовал вас всё это время, как обычных женщин! Очень красивых и привлекательных для любого мужчины! Я даже одно время думал, что нравлюсь тебе тоже! – У неё задрожали губы, она повернулась и выбежала из каюты. Я ещё постоял немного с полунатянутым халатом, потом, наконец, надел его и пошёл к мини-бару.
Я уже допивал последнюю из этих ёлочных игрушек, когда появился пан Тарас. - Ты шо, сынку? Чи забидев чимось своих красунь? Я заходыв до ных – тэбэ шукав, а воны сыдять, мало не плачуть!
Ну, что я мог сказать отцу с ещё более традиционными ориентациями. Он, может, и не подозревает, что существуют другие... – Та шо трапылось? Чого цэ ты оти аптекарски пузырки глотаешь? А ну, пидэмо, розкажэш нам з Одаркою... Мабуть, чимось допоможемо...
У украинцев я надрался вдрызг горилки, но молчал, как партизан. Они обиделись на меня и пан Тарас проводил меня в мою каюту. Чтоб я не упал по дороге за борт.
Когда я очнулся, они сидели у меня в каюте все три. Заметив, что я открыл глаза, стали говорить наперебой: ты изменник, ты предатель! Мы тебе доверяли! Мы считали тебя своим! Почему ты сразу не признался! – Да я про вас и не думал ничего такого!..
– Блондинка подошла и отвесила мне пощечину. И они гордо удалились. У меня в мини-баре ещё оставалось пиво. Которое мне очень пригодилось. Я влез в душ и долго стоял под прохладными струями. Потом позвонил в обслуживание кают и спросил, не могу ли я купить хотя бы небольшой тортик. – Купить не можете, сэр, но вам сейчас его доставят! – Я всё-таки дал стюарду на чай больше, чем этот торт, наверное, стоил, и пошёл с подношением к девушкам. Я постучал и услышал: убирайся прочь! И больше к нам даже не приближайся! – Я поставил тортик на пол: и сказал: обслуживание кают! – И быстро ретировался. Выглядывая осторожно из-за угла, я увидел, как дверь открылась, оттуда выглянула темноволосая голова, голая рука подняла тортик и девушка изчезла с ним каюте.
Подношение принято. Значит, ещё не всё потеряно. Впрочем, они могут думать, что это от парохода. Те, у кого был день рождения, обязательно получал подарки. За завтраком я попросился у старшего официанта обратно к украинцам. Тот с удивлением посмотрел на меня, но подошёл к старикам, и наклонился к пану Тарасу. Тот посмотрел на меня, на девушек и покачал головой. Старший официант вернулся и развёл руками. – Мы накроем вам за другим столиком, сэр. Вон есть свободный.
Я завтракал в мрачном одиночестве. Меня прогнали все друзья. До обеда я валялся в своей каюте, а на обед и вовсе не пошёл. И на ужин тоже. Мне было стыдно сидеть отдельно от людей, с которыми я не расставался всё путешествие, и которых все считали, очевидно, моими друзьями. Если они отвернулись от меня – значит, я подлец и негодяй.
В дверь постучали. Стюард вкатил тележку. – Ваши друзья просили доставить вам ужин в каюту. Вас не видели и на обеде. У вас всё в порядке, сэр? Вы не заболели? Может, пригласить врача? – Не надо... Пополните мой мини-бар... Или принесите бутылку коньяка. – Бар уже пополнен, сэр. А коньяк сейчас принесу. Вам какого? – Всё равно... – Стюард вышел с невозмутимым выражением лица.
Через некоторое время снова стук в дверь. – Да! – Я думал, это был стюард, который принёс коньяк. Но это был пан Тарас. С бутылкой горилки. Я всё удивлялся, неужели он запас на всё путешествие? Оказалось потом, что он пополнял свои запасы в портах. Украинскую горилку продают во всём мире, как и русскую водку. Сало только у него давно кончилось. Но ему команда где-то раздобыла, когда пополняла запасы мяса. Он засолил его сам. И нашпиговал чесноком. Со смехом рассказывал, как все повара смотрели на его священнодействия.
- Ты нэ забижайся, сынку. Я тильки хотив, шоб ты помирився из красулями. А що ж таки трапылось? И воны ничого нэ кажуть...
Мы выпили и его горилку, и коньяк, который принёс стюард, закусывая и то, и другое вновь засоленным тарасовым салом, и уже подсели было к мини-бару, и, обнявшись запели украинские народные песни, но тут за ним пришла Одарка. И молча упёрла руки в боки. Старый Тарас встал, вытянулся, качаясь, перед жинкой и строевым шагом вышел из каюты. Одарка из дверей погрозила мне кулаком. Я упал на кровать и заснул.
Во сне я увидел, что белокурая девушка гладила меня по щеке. Я приложил руку к щеке, нащупал её руку и поцеловал в ладонь. Какой реальный сон! Мне приснилось, что я даже проснулся. Открыв глаза, я им не поверил. Передо мной сидела... она! Я резко сел на постели сам. Она улыбалась. Я помотал головой. Она снова протянула руку к моей щеке. Бывают же такие сны... – Ты уж извини меня, что тебе тогда съездила... Знаешь, а я ведь не совсем лесбиянка... Вернее, совсем не лесбиянка. У меня другие наклонности, такие же, как у тебя. Просто нет другого опыта. Я приехала из маленького северного городка, почти деревни... А в университете попала в компанию этих своих подружек. Они меня и вовлекли... Сначала мне нравилось, но потом я поняла, что мне хочется совсем другого... – Она обняла меня, уложила обратно на постель, и, лёжа на моей груди, нежно поцеловала...
Проснулся я, наверное, с глупой улыбкой на лице, и схватился за небритую щёку. Ничьей руки на ней не было... Я повернулся на другой бок и попытался снова заснуть. Вдруг мне приснится продолжение этого прекрасного сна... В дверь постучали. – Кто там? – с досадой крикнул я. – Я ещё сплю! – Я повернулся на другой бок, спиной к двери. Но слышал, что она открылась. – Завтрак, сэр!.. – услышал девичий голос. Я проспал завтрак и заботливое обслуживание кают доставило его мне. Но голос показался мне знакомым. Я повернулся. Она стояла у дверей с тележкой, накрытой салфеткой. И робко повторила: завтрак... Ты проспал завтрак, и я заказала тебе его в каюту... И попросила оставить у двери... Здесь и моя порция... Они прогнали меня... Сказали, что я изменница... И предательница...
Я обнял её и сказал: когда эти мегеры уйдут на обед, мы с тобой перетащим ко мне твои вещи. – У меня их почти нет. Мой чемоданчик за дверью. – Я вскочил, открыл дверь и вкатил её чемоданчик. – Что ты сразу его не внесла? – Откуда я знала, примешь ли ты меня? – Я молча обнял её.
Мы с аппетитом позавтракали, и сон продолжился...
Я пошёл к капитану. Тот сидел в своём салоне, утопающем в восточной роскоши. Толстые мягкие ковры, шелковые шторы, диваны с сафьяновой обивкой – вернее, скорее, почти только валики с красными шелковыми кисточками по торцам... Капитан полулежал, опёршись на валик, на этот раз в шёлковом халате, но неизменной феске. Он указал мне на диванчик напротив и дёрнул за свисающую над ним ленту с кисточкой. – Кальян и чай! – сказал он вбежавшему матросу. – Или кофе? – спросил меня капитан. – Чай, чай! – ответил я.
Вопреки распространённому мнению и названию – кофе по-турецки, турки предпочитают крепкий чай, который пьют из маленьких стеклянных стаканчиков или кружечек тюльпанообразной формы. Он ароматнее и вкуснее любого кофе. Я вообще-то не курю, но кальян – это скорее не табак, а смесь ароматных трав. Курят, не затягиваясь.
На мой вопрос о легализации в моей каюте моей невесты, капитан улыбнулся в пышные усы: вся команда и, наверное, пассажиры обратили внимание на интересную дружбу четверых европейцев – одного мужчины и трёх женщин. Вы сделали свой выбор, молодой человек? – Она его сделала, капитан-паша... – Да, у вас, европейцев всё наоборот... У нас девушку раньше даже не спрашивали – выдавали, за кого родители считали нужным. А теперь мы тоже оевропеились, светское государство... – Я готов доплатить... – Её билет оплачен. А где она будет спать – мне всё равно. Будем надеяться, ваш выбор правильный, молодой человек!
Мы с ней хотя бы не потеряли время на остатке путешествия... В ресторане мы сидели за столиком с украинцами. Они всё поняли. Змеюки с ненавистью поглядывали на нас. Странно, их лица, совсем недавно казавшиеся мне красивыми, теперь, искаженные злобой, стали безобразными. Впрочем, я им должен быть только благодарен, поскольку благодаря им обрёл любимую девушку.
Перед прибытием капитан устроил, по традиции таких круизов, привальную. Он надел свой парадный белый мундир, со всеми наградами бывшего морского офицера, одна из которых была многолучёвой звездой размером с небольшое блюдце. Он сказал речь, где выразил надежду, что команда оправдала ожидания пассажиров, поздравил всех с благополучным прибытием, пожелал всем дальнейшего благополучного путешествия в свои страны и выразил надежду видеть всех снова на борту своего судна. Дальше он посмотрел лукаво на наш столик и сказал, что особой честью для себя в этом круизе считает помолвку двух молодых людей из разных стран, которые, скорее всего, никогда не встретились бы, если бы не оказались вместе на борту этого судна. Моя невеста слегка покраснела. Я захлопал в ладоши, а за мной весь зал. И капитан тоже. Единственное, о чём он жалеет, продолжал он, что жених и невеста не обратились к нему с просьбой сочетать их браком. Как капитан судна, он уполномочен Турецкой Республикой совершить такой акт в море. У него и бланки свидетельства о браке хранятся в сейфе. Вместе с судовой печатью, которая равноценна любой государственной. Документы Турецкой Республики признаются всеми европейскими странами. Все опять дружно захлопали. Капитан поднял руку: но ещё не поздно, хотя судно и подходит к порту, но официально оно ещё в море! Поэтому он всем своим сердцем старого моряка к услугам молодых влюблённых! – Все опять бешено захлопали. Даже наши змеюки. А капитан поднял бокал с шампанским. Все встали, повернулись к нам и подняли свои бокалы в нашу сторону. Моя любимая покраснела, а я подумал, что знал ведь с самого начала, что попал в плен.
После официальной привальной мы решили устроить маленькую частную вечеринку, и собрались у украинцев. Пан Тарас достал «останню пляшку горилки и останний шматок сала», а мы принесли корзину с угощением – вино фрукты и шоколад, которую нам прислал капитан.
Не успели мы выпить по первой, как в дверь тихо постучали. – Заходьте! – сказал хозяин хаты. Дверь тихо отворилась, на пороге стояли... наши змеюки. Одна из них сжимала большую бутылку абсолюта. – Простите нас, мы были дуры... – Сидайте, дочки`, пригласил их пан Тарас. Они, как ни странно, поняли его. Та, что держала, бутылку, протянула её мне. Я поставил её на столик. Они поцеловали невесту. Я мстительно поцеловал их обеих.
Пан Тарас налил и им. Мы выпили, и я сказал: а знаете, что? Выпивки у нас и так навалом, да мы ещё и на привальной выпили... Давайте эту бутылку абсолюта пошлём капитану! – Оце дило! – подтвердил пан Тарас. – А оце... – он полез в свой чемодан под кровать и достал оттуда бутылку горилки. – Ты ж казав остання! – гневно сказала Одарка. – У старого хохла горилка завжды знайдэться! Це вид тебе сховав! На пойизд! Але раз такэ дило... Пошлем её вид тэбэ, сынку! - Одарка полезла в свой чемоданчик и достала красивые вышитые рушник и сорочку. – Нэ знала, кому подарить. Хотела вам. Але пошлить капитану. Вид вас и нас. А я вам ще з Полтавы пришлю!
Мы обернули подарки рушником и перевязали лентой, сняв её с капитановой корзины. Вызвали обслуживание кают и вручили стюарду. – Для капитана. Да не растеряй по дороге! – Что вы, сэр! – заверил стюард, осчастливленный щедрыми чаевыми.
Но капитан не дал себя переплюнуть. Стук в дверь и на пороге... он. Собственной персоной. В белом мундире и красной феске. Со всеми орденами и регалиями. Мы все встали. Он вошёл, поцеловал руку старшей даме, потом невесте, потом остальным, и пожал руку пану Тарасу и мне. Потом снял с мизинца перстень, взял руку невесты и надел его на её средний палец. Как раз подошёл. – Я не могу принять такой дорогой подарок! – запротестовала она. – Он недорогой, - ответил капитан. – Но старинный. Времён османской империи. Пусть он будет твоим обручальным кольцом, дочка. А это тебе, - повернулся он ко мне, вынув из кармана кителя небольшой кинжал. – Из моего сувенирного фонда. Это так называемый новодел. Но точная копия того, который в старые времена турецкие моряки всегда носили с собой, чтобы в крайнем случае заколоться, но не сдаться в плен! А это вам! – повернулся он к Тарасу, достал из мешка, который мы сначала не заметили, ослеплённые блеском его мундира, такую же феску, как была на нём. – А дамам, - продолжал капитан, протягивая пакет Одарке, - рахат-лукум. Моя жена сама делает. Такого не купишь!
Я всё переводил тихо украинцам. Пан Тарас тем временем разливал. Он уже был в капитановом подарке. – Сидайте, пане капитане! – Я перевел капитану. Тот взял рюмку, поднял её к нам, и выпил. – Извините, при заходе в порт вахта капитана. – И поклонился так, что его феска едва не осталась нам тоже в качестве сувенира. Мусульманин, видно, не привык столько пить. Но старому морскому волку, да ещё в светском государстве, порой приходится.
Когда мы утром спускались по трапу, мы повернулись и посмотрели на мостик. Капитан махал нам рукой. А потом послал воздушный поцелуй. Мы ему помахали в ответ, а Тарас снял феску и отвесил ему поклон.
Вот такая история. Которая ничем не кончилась. С украинцами мы распрощались ещё в порту, они уехали на железнодорожный вокзал. Они взяли у всех нас адреса с обещанием прислать всем рушники, а нам с невестой – свадебные расшитые сорочки. (В отношении меня они выполнили своё обещание, как насчёт девушек – я не знал. Но потом узнал.)
Мы с девушками долетели вместе до Москвы и там я посадил их на рейс до Стокгольма. – Приезжай к нам на Рождество! Будем кататься на лыжах и снегоходах! Поедем в Лапландию, к Санта-Клаусу! – сказали «змеюки» и поцеловали меня. И пошли к регистрационной стойке, деликатно оставив нас наедине с невестой попрощаться.
Она прижалась ко мне, и я обнял её. Она подняла на меня глаза, полные слёз. А потом сняла с пальца кольцо капитана и протянула его мне. – Давай считать, что мы больше не обручены... – Почему?!.. – У нас нет общего будущего... Ни ты не сможешь приехать ко мне в маленький шведский городок, ни я уехать к тебе оттуда. У меня там старики-родители... Отец – учитель музыки. Ему уже трудно работать. Я должна его заменить. Больше некому. Кто поедет в эту деревню... Священика-то еле нашли... И ещё... Тайком от подружек я встречаюсь с парнем, который зовёт меня замуж. Он финн, тоже из маленького городка, на границе со Швецией. Говорит, что поедет со мной хоть в мой родной городок, хоть на край света. Он тоже музыкант, скрипач. В нашей школе будет скрипичный класс! И будет помогать мне со стариками. Его родители ещё молоды. – Я был ошарашен. – Но любишь ли ты этого парня? – Кажется, да... – Кажется или да? – Да... – опять неуверенно ответила она. – А меня? Ведь ты говорила, что любишь! – Конечно, люблю! Разве иначе я бы доверила тебе себя! – Но сможешь ли ты тогда с этим парнем жить? – Да, смогу, - твёрдо ответила она. – И он со мной. Главное, что он меня любит... А с тобой жить не смогу... Не судьба... Прости... Но я всегда буду помнить тебя. Ты – моя первая настоящая любовь и первый мужчина. – Мы оба помолчали, прижимаясь друг к другу в объятиях. Но, кажется, я её понимал. Мы оба вздохнули. – Но причём здесь кольцо? – сказал я. – Это же просто подарок капитана... – Она покачала головой. – Он не смог поженить нас, но смог обручить. Я не могу его обманывать. Но могу расторгнуть нашу помолвку. В таких случаях жениху возвращают кольцо. - Я сказал: подожди. И достал из своей сумки другой подарок капитана – морской кинжал. – Я вытащил его из ножен и провёл острым лезвием по ладони. На ней выступила кровь. – Что ты делаешь? - в ужасе воскликнула она. Я вложил кинжал в ножны и протянул ей. – Это не кольцо. Но на нём осталась моя кровь. Как твоя осталась на мне. – Она уткнулась в меня и её плечи затряслись. – Эй! Влюблённые! – услышали мы. – Регистрация заканчивается! – Она коротко, но крепко прижалась своими губами к моим, повернулась и побежала к подружкам, катя за собой свой чемоданчик. Подружки помахали мне, а я им в ответ. А она больше не повернулась.
Прошёл почти год, и в толчее проблем и сутолоке дней эту историю я начал забывать. Однако летом получил из Стокгольма конверт. А там – две фотографии. На одной – они втроем, улыбающиеся, в мантиях выпускников университета, с дипломами, свёрнутыми в трубочку и перевязанными ленточкой, в руках. На обороте надпись: С любовью – и их имена. А на другой – она в подвенечном платье рядом с худым долговязым парнем. А на голове у неё вместо фаты – украинский веночек с разноцветными ленточками. А подружки рядом – в белых юбках и расшитых украинских сорочках.
Зябким тёмным апрельским вечером по развалинам окраины Берлина осторожно пробирался капитан Советской Армии. Это был командир батальона разведки одного из пехотных полков, который на рассвете должен был принять участие в штурме Рейхстага. Перед батальоном была поставлена задача рекогносцировки на участке полка.
Вокруг всё было достаточно тихо. Немцы оттянули уцелевшие силы к центру Берлина, Рейхстагу. Иногда, однако, вспыхивали ракеты, взлетая ввысь и освещая округу. Раздавались автоматные очереди и одиночные выстрелы. Это были разведгруппы с обеих сторон и снайперы-одиночки. А может, кто из немцев из регулярных частей застрял в развалинах, оказавшись отсечённым от своих передовыми отрядами наших, подобравшихся к Рейхстагу ближе. Выяснить обстановку и было задачей полковой разведки, которой командовал капитан.
Пуля щелкнула по штукатурке стены прямо перед его носом. Капитан отпрянул и тихо выматерился.
Правильно он сделал, что пошёл в разведку сам. Капитан решил, что его собственного опыта вполне достаточно, чтобы разведать обстановку, в которой придётся наступать на рассвете его полку. Обстрелянных бойцов в его батальоне осталось мало. Да и те раненые-перераненые... Кто после госпиталя, а кто с сорок первого оправлялся от ран на марше... Остальные - новобранцы, призванные в конце войны. Обидно будет, если погибнут пацаны. Не успев и подвигов совершить... Да и ветеранов жалко. Уцелели... А себя не жалко? Из Москвы сюда шёл. Пешком. Участник парада 7 ноября 1941 на Красной площади - который ушёл прямо на фронт.
Он - командир. Жалеть он имеет право и должен прежде всего подчинённых. Потом себя.
Капитан услышал свист мины и упал на кирпичи ничком. Мина разорвалась где-то недалеко и засыпала его обломками стены, которую развалила. Крупный кусок кирпича шарахнул по каске, вдавив голову в каменные обломки и, кажется, раскровянив нос. Капитан пощупал нос и посмотрел на руку. Кровь. Капитан утёр нос рукавом гимнастёрки и пощупал каску. Глубокая вмятина...
Вот неймётся фрицам, подумал капитан. А может, наши. Вот так в конце войны сложишь голову под собственной миной. Мать вашу...
Засвистели пули, отскакивая рикошетом от стен. Капитан инстинктивно уткнулся лицом в кирпичи на земле. Нос кровянил... Когда стрельба стихла, капитан приподнял голову, снова утёрся рукавом - рукав был уже весь в крови, и пополз, таща правой рукой ППШ (пистолет-пулемёт Шапошникова, оружие Великой Отечественной,), а левой подбирая плащ-палатку, которая цеплялась полами за обломки кирпичей.
Выбравшись на маленькую площадь, капитан сел, приникнув спиной стене и слившись с ней. И осмотрелся. Взлетела осветительная ракета. Капитан увидел, что посреди площади лежит женщина в немецкой военной форме. Кажется, чёрной. СС? Юбка задралась, обнажив колени и бёдра. Рядом с женщиной лежал портфель. Это была находка! Рейхстаг уже недалеко. А вдруг она оттуда? Может быть, важные документы. Впрочем, война немцами уже проиграна... Но всё-таки.
Инстинкт разведчика взял верх. Капитан пополз к женщине. Она лежала лицом к нему. Руки её были раскинуты, а одна нога неестественно подвёрнута. Снова взлетела ракета, и в её неверном свете капитан увидел, что это очень молодая женщина. Девушка... У капитана дома осталась дочка. Он не видел её четыре года. Сейчас, наверное, такая же. Лет семнадцать было немке на вид. Девчонка... И беленькая такая же, как капитанова дочка. Э-эх, …!- снова выматерился капитан. И угораздило же девчонку... В самом конце войны. Небось, и пороху-то не нюхала. Сидела в рейхсканцелярии... Пока русские и их союзники не подобрались прямо к её стенам. Какие девчонка документы спасала? Зачем? Ценой своей жизни, которая, по сути, ещё не началась...
Жалко её. Враг-то враг... Да какой она враг? Девчонка...
Всякие смерти видел капитан за четыре года войны. И ни разу не дрогнул. Как ни сжималось сердце... А сейчас приложил рукав гимнастёрки к глазам. Сдают нервы к концу войны.
Его дочка тоже рвалась на фронт... Медсестрой. Курсы окончила. Два раза сбегала. Мать ловила. Комендатура с эшелонов снимала. Пятнадцать ей было. Устроили в госпиталь в эвакуации. Еле уговорили, что и здесь надо раненых лечить, писала жена ему на фронт. А то бы вот так же лежала... Капитан взял портфель за ручку и повернулся, чтобы отползти к развалинам - посмотреть, что в портфеле. Вдруг услышал тихий стон. Капитан повернулся и подполз к девушке. Она вытянула неестественно согнутую ногу. Живая!
Капитан осмотрел и ощупал её. Вроде, цела... Значит, просто оглушило. Максимум - контузило. Это, наверное, та шальная мина, которая ему дала кирпичом по башке. Если бы не каска... На девчонке каски не было, но её зацепило, похоже, только взрывной волной. Её пилотка валялась рядом с её разметавшимися светлыми волосами. Капитан положил на девчонку её портфель и пилотку, ухватил подмышки и потащил в укрытие.
Протащив её через пролом в стене, он сел и прислонился спиной к стенке. Голова девушки лежала на его коленях. Девушка тяжело дышала. Капитана тоже мутило. Всё-таки крепко досталось по башке, хоть и каска... Капитан расстегнул воротник девушкиной формы. Заметил на отворотах воротничка эмблему СА и номер её части. Звание - штурмманн. Младший ефрейтор. Правильнее было бы сказать - штурмфройляйн, улыбнулся своим мыслям капитан. Да какой там штурм от этой девчонки... Как бы то ни было, она не из СС, как он подумал сначала из-за её чёрной формы. Впрочем, СС сначала была частью СА. Капитан хотел заглянуть в портфель, но в это время у него всё поплыло перед глазами...
***
Когда он очнулся, девушка стояла перед ним на коленях и бинтовала ему голову. Его каска лежала рядом. И ППШ. Капитан инстинктивно дёрнулся и схватил автомат. Девушка прижала его недобинтованную голову к своей груди. - Тихо, тихо, Иван, - сказала она. - Ты понимаешь по-немецки? - У капитана опять всё перед глазами поплыло. Его мутило и тошнило. Он нашёл в себе силы кивнуть. - Не дергайся, - сказала девушка. - У тебя в башке такая дыра - как только жив остался. - Она подняла каску и показала ему. Вмятина была будь здоров. Даже небольшая дырка образовалась. Он наклонился в сторону, его тошнило, но вытошнить было нечего. Перед боем и выходом в разведку он никогда не ел. Ранит в живот - лучше пусть желудок пустой будет. Так учил полковой врач.
Он выпрямился и откинулся головой на стену, прикрыв глаза. Открыв их, он снова увидел озабоченное лицо немки. Светлые волосы её ниспадали на погончики с белым кантиком. Глаза голубые... А красивая девчонка, - подумал ещё достаточно молодой капитан. - Белокурая бестия... Вот тебе и враг... Да какой она враг. В конце войны призвали из гитлерюгенд. Пятнадцатилетних пацанов под ружьё ставили. И ветеранов первой мировой... Хорошо, хоть в штаб попала. Да и то чуть не убили. Может, свои же.
Немка спросила: у тебя ещё бинты есть? Я нашла только один в твоей сумке. Хорошо, что у тебя во фляге шнапс был, а не вода. Я продезинфицировала рану. И протёрла разбитое лицо. И влила тебе в глотку. Ты сразу очнулся...
У капитана кружилась голова. Наверное, сотрясение... - подумал он. - Наверное, у тебя сотрясение мозга, - сказала она. И потрогала его повязку. Он тоже. Коснувшись своей рукой её руки. По щеке потекла кровь. - Подожди, - сказала девушка и встала.
Она задрала свою узкую чёрную форменную юбку, надорвала шов своей нижней белой юбки и оторвала от неё полосу по всей ширине подола юбки. С кружевной каёмочкой. Хоть и война, но она всё же девушка. Она снова встала на колени и намотала капитану эту полосу на голову поверх бинта. - Так-то лучше, - сказала она, полюбовавшись своей работой. - Я окончила курсы медсестёр, но мой дядя - бригаденфюрер - определил меня в рейхсканцелярию... Это его портфель. А что с ним самим - не знаю... Он хороший. Не воевал с вами. Штабист. Был противником нападения на Россию. Был участником заговора против Гитлера. Чудом уцелел... Жалко, если вы его убили в самом конце войны.
Она снова встала. Колени у неё были разбиты, чулки порваны. Она заметила взгляд капитана и, взяв его флягу, отвинтила крышку, налила немного водки в руку и протёрла себе колени. Потом, посмотрев критически на порванные чулки, засунула руки себе под юбку и стащила сначала один чулок, а потом другой до колен. Сняв туфли, она стащила чулки совсем и отбросила их. Одну ножку она болезненно поджимала, опираясь рукой о стену. Она смущённо улыбнулась. Потом спросила: встать можешь? Давай помогу... - Она наклонилась и ухватила его за подмышки. Он попытался встать, опираясь на ППШ. Она подставила ему своё худенькое плечико. Он обнял её за плечи. Она его - за пояс. Голова у него кружилась, в ней гудело и шумело.
Девушка подхватила портфель. - Пойдём к твоим, Иван. Ты, наверное, разведчик, но там дальше наших нет до самого Рейхтага. А тебе нужно в госпиталь. Кажется, ты отвоевался. Но жить, похоже, будешь. Война кончилась, Иван. Мы больше не враги. Мы войну проиграли, но мне нисколько не жалко. Так нам и надо. Прав мой дядя...
Они стояли, опираясь друг на друга. Советский капитан - здоровенный мужик, и немецкий младший ефрейтор - хрупкая девушка... Оба раненые и чумазые.
И совсем не враги. Обломки войны... Чужой и ненужной обоим.
Девушка сделала шаг и вскрикнула, чуть не упав. Кажется, одна нога у неё была всё-таки вывихнута. Капитан ухватил её за талию и усадил на обломки кирпичей. - Подожди, - сказал он. Он ощупал обе её ноги. Похоже, когда взорвалась мина, девушку отшвырнуло взрывной волной и, падая, она подвихнула ногу. Это было легко поправимо. Он дёрнул её за ногу. Она громко вскрикнула и потеряла сознание.
Тьфу, ч-чёрт! Она же девушка, девчонка, а не красноармеец! - ругал себя капитан. - Ты же ей чуть ногу не выдернул! Она лежала без движения. Юбка её задралась, обнажив худенькие бёдра до половины. Торчал рваный подол нижней юбки, часть которого была намотана у капитана на голове.
Капитан сел рядом и похлопал её по щекам. Воды бы... Но была только водка. Капитан отвинтил крышку фляги и влил девушке в приоткрытый ротик немного водки. Она закашлялась и очнулась. Открыв глаза, она села и сказала: ты что, Иван, с ума сошёл? Сначала чуть ногу мне не оторвал, а теперь хочешь отравить? - Она снова закашлялась, приложив маленькую ладошку к худенькой груди. Капитан похлопал её по спинке. Лопатки выпирают сквозь форму... Сколько же ей лет?.. На велике бы в школу ездить где-нибудь в берлинском пригороде... Бесноватый фюрер помешал. Жалко, её дяде-генералу СС не удалось его прихлопнуть...
Девушка отдышалась. Капитан массировал её лодыжку и голень. - Ну, ты! Иван! Хватит меня лапать! - Она оттолкнула его руку и попыталась встать. Теперь он подхватил её подмышки и помог. Она стояла, по-прежнему поджимая одну ножку. - Идти можешь? - спросил капитан. - Попробую... - Она сделала шаг и снова вскрикнула. Капитан усадил её на обломок стены. - Знаешь, что? Оторви-ка мне ещё кусок твоей нижней юбки - я перебинтую потуже тебе ногу. Будет легче... - Отвернись! - Капитан отвернулся и услышал звук разрываемой ткани. - Поворачивайся! - Она протягивала ему полосу ткани. Капитан сел на землю перед девушкой, положил её ногу себе на колени, снял туфельку и умело перебинтовал лодыжку. - Ну, легче? - Она неуверенно улыбнулась. Чумазое, но милое личико... Капитан хотел надеть туфельку ей на ножку, но она не налезала. Нога распухла.
Капитан сунул туфлю в свою полевую сумку, встал и подал руку девушке. - Как же я пойду? - спросила она. - Ты не пойдёшь. - Капитан поправил гимнастёрку и кобуру с пистолетом. Девушка испуганно откинулась назад и защитилась рукой. - Ты меня застрелишь? - Капитан едва не расхохотался. - Дурочка! - Он взял её за руку, ловко подхватил и легко вскинул худенькое тельце себе на плечи. Девушка вскрикнула. Но теперь не от боли, а от неожиданности. Капитан подхватил свой автомат и девушкин портфель. Девушка чуть не упала с его плеч, но удержалась, ухватившись за его голову. Стало больно, но капитан не подал виду. Кажется, с его горшком всё не так уж плохо. Русский горшок оказался покрепче немецкой мины. Слава Богу, и девчушка немецкая не тяжёлая...
Но куда её девать? А куда она без него? Идти не может... Далеко не уковыляет. Завтра будет атака - и немцы, и наши будут всё вокруг поливать огнём, свинцом и железом. Убьёт пулей или осколком. Или привалит... Лучше отнести к своим. Но она в военной форме... Значит - пленная. Но у неё портфель с документами. Это от плена не спасёт. Ладно, главное сейчас - спасти жизнь. А там посмотрим. Капитан сказал: держи свой портфель. - Она взяла портфель, а капитан повесил автомат на плечо и пошёл, держа девушку обеими руками на своих плечах. Вот так он однажды своего раненого товарища из окружения вынес. Не одну версту тащил... А тот, боров, весил под центнер. А эта - пёрышко... И идти недалеко.
Но что с ней сделают в части? Ему пришла в голову мысль. - Слушай, - сказал он девушке. - А может, ты снимешь форму? Выдадим тебя за пострадавшее гражданское население! - Размечтался! - проворчала девушка. - Но иначе ты - пленная. - Ничего не поделаешь. Снимать форму бесполезно. У меня на руке, выше локтя, изнутри, выколота группа крови, как у всех солдат и офицеров СА и СС. Как есть, так пусть и будет. Плен так плен. Из-за этого кретина с косой чёлкой пулю в лоб из твоего пистолета я себе всаживать не буду. Капитан нащупал кобуру. Пистолета там не было. - Отдай пистолет! - Да ладно, ладно, на. Я просто вытащила его у тебя из осторожности. Ты так за него хватался только что... Я же не знаю, что ты за придурок... - Я же тебя из-под пуль вытащил, дурочка! И тащу на себе, чтобы тебя и свои, и наши в пыль не разнесли на рассвете! - Кто бережет себя сам - того бережет Бог. Кажется так вы, русские, говорите? - Капитан тихо выругался, вкладывая пистолет в кобуру и застёгивая её. - Эй, эй! Полегче при даме! У нас служил на курсах медсестер фельдшер-фольксдойче. Он так же ругался, поэтому я немного понимаю.
Капитан снова ухватил девушку и другой рукой, легонько шлёпнув её по попе. - Когда ты меня опустишь, я съезжу тебе по морде, - пообещала девушка.
Капитан улыбнулся и так разбитой чумазой мордой.
В тебя выстрелишь... - подумал капитан. - Всю войну в своём особом отделе просидел. А вся грудь в орденах.
Голова у него закружилась, и он присел на стул. Офицеры штаба продолжали рассматривать карты, а командир подошёл, положил ему руку на погон и сказал: шёл бы ты лучше в лазарет, к своей красавице. Как она, кстати? - Лёгкая контузия. И разрыв связок, похоже, врач сказал. Я же, наверное, и разорвал, когда вывих вправлял. Так дёрнул, что она сознание потеряла. - Эх, ты!.. - улыбнулся полковник. - Девок за ноги дёргать разучился! - Не мудрено за четыре-то года... - А повариха наша?- прищурился полковник. Капитан не смутился.
В лазарете она лежала на походной койке с закрытыми глазами. Капитан сел на край. Она открыла глаза и слабо улыбнулась. - Ты живой, Иван? - Меня зовут Василий, - улыбнулся капитан. - А тебя? – Гретхен, - улыбнулась она в ответ. Капитан потрогал её ногу. - Больно? - Не очень... Мне понравилось, как ты меня нёс на плечах. Меня ещё никто не носил на плечах. - Она снова улыбнулась, но подняла руку и прикоснулась к голове, сморщившись. Капитан укрыл её одеялом до шеи и подоткнул одеяло потеплее. Потом снял с себя шинель и накрыл девушку сверху. Сыро всё-таки и холодно в палатке лазарета, - поспи... - сказал капитан. Она закрыла глаза и потёрлась нежной щёчкой о грубое сукно шинели. И уткнулась носиком в жёсткий погон с металлическими звёздочками. Капитан встал и пошёл к выходу.
Снаружи он столкнулся с полковником. Тот тихо сказал: ты вот что, капитан... Бери портфель и деваху... И дуй в штаб бригады. На моём виллисе. Пока этот патриот совсем не ёкнулся. Митингует - эсэсовка у нас в руках - а мы с ней цацкаемся!
Между нами и штабом, как ты знаешь, расположено подразделение союзников. Поедешь через них. Если девахе станет плохо, оставишь её у них в лазарете. Усёк? - Так точно, товарищ полковник! Усёк! - радостно отрапортовал капитан, взяв под козырёк фуражки, надетой на забинтованную голову. - До наступления - обратно! - Так точно, товарищ полковник!
- Гретхен! - тихо сказал капитан, наклонившись над койкой девушки. Она открыла глаза. - Вставай! Надень вот это... - капитан протягивал ей платье, позаимствованное у поварихи. - Размерчик побольше, конечно. Но что есть...
- А где моя форма? - спросила девушка, встав и проскальзывая в поварихино штатское платье. - Не нужна она тебе больше. Война кончилась...
Когда полковник подписывал наградной лист, где капитану причиталась Красная Звезда, тот сидел в полевой кутузке без ремня. Пока полк отмечал победу тройной порцией наркомовских, особист, никому не доверяя, сам повёз в бригаду свой\рапорт.
Единственный помощник особиста, сержант его же службы, который вёз начальника в штаб бригады, докладывал командиру полка: на мину нарвались, товарищ полковник. Боялся, не довезу. Тяжёлая контузия. Оставил у союзников в лазарете. Донесение взрывом куда-то отбросило. - Хорошо, сами копыта не отбросили, - сказал полковник и пожал руку сержанту. Тот отдал честь: разрешите идти, товарищ полковник? - Идите!
Капитан едва не рассмеялся. Он вышел из штабной палатки, но опять сдержал смех. Сержант прошёл мимо с сидором (военный вещмешок) на плече, отдав честь. Капитан молча ответил. Сержант зашёл в ближайшую солдатскую палатку и оттуда вскоре раздался взрыв хохота. Капитан заглянул за полог. Сержант доставал из сидора квадратную бутылку с яркой наклейкой, банки с консервами и плитки шоколада. - Гостинцы от союзников! - Однополчане хлопали сержанта по обоим плечам и хохотали.
Капитан пошёл к штабной палатке. Войдя, отдал честь: Товарищ полковник! Капитан... - Представил тебя к майору, - сказал полковник и протянул капитану руку. - Садись.
Наливая по второй, полковник сказал: надеюсь, память ему отшибёт, когда оклемается...
Врач союзников обнял майора за плечи и сказал: пойдём выпьем - всё расскажу. Я угощаю! - Майор по-английски не говорил. Врач говорил по-немецки. Предки приехали в Штаты из Австрии, объяснил он. Родины Гитлера! - рассмеялся американец.
Одна палатка у них была настоящим баром. Даже музыка играла. И парочки танцевали. Кавалеры и дамы в военной форме. Врач и майор сидели за барной стойкой и врач заказывал уже по третьему стаканчику за победу. - У вашего майора была тяжёлая контузия, и мы сразу предложили сержанту, который его притащил, отправить его в тыловой госпиталь. Сержант сразу же согласился. Ну, мы и отправили. У нас как раз транспорт шёл в Штаты... - Куда?!.. - Не волнуйся, к нам немало ваших попало, - поднял свой стаканчик врач. - Подлечим - вернутся. Если захотят... - улыбнулся он.
- У вас ещё девушка была, немка... Я привёз... Помнишь? - Гретхен? Как же, помню! Очень милая девчушка. Гражданская. Но за ней почти сразу приехали. Она здешняя, откуда-то из пригорода Берлина. Она позвонила из штаба своим. Забрал её высокий такой старик. Прямой как жердь. Выправка явно военная. Но был в гражданском. Война кончилась, приятель! - Бармен в форме капрала поставил перед ними ещё по стаканчику и подмигнул офицерам-союзникам: от Дяди Сэма!
- Товарищ майор!.. - кто-то тряс его за плечо. - Товарищ майор! К командиру!
Майор опустил ноги и, сидя на койке, потряс головой. Посыльный отдал честь и вышел. Майор встал, оправил гимнастёрку, надел фуражку и вышел следом.
- Товарищ полковник! Майор... - Вольно, вольно! - улыбнулся полковник и пожал майору руку. - Садись. Тут такое дело... Здесь остаются оккупационные войска. Создаются миссии связи. Союзников и наша. Нужны опытные офицеры. Желательно со знанием языка. Нас тоже запросили. Я рекомендовал тебя. Ты как? Дома ждут? Семью со временем сможешь привезти сюда. - Спасибо за доверие, товарищ полковник... - А что так неуверенно? - Да нет, ничего, всё в порядке. - Значит, отвечаю положительно? - Служу Советскому Союзу, куда бы ни назначили, товарищ полковник! - Вот это ответ офицера! А к семье можешь и сейчас съездить. Неделя отпуска! Плюс дорога. – Спасибо, не требуется, товарищ полковник! - Отпуск не требуется? Ну, ты даёшь! - Семьи не осталось, товарищ полковник! - Погибли?.. - Никак нет, товарищ полковник! Все живы! Но дочь уже взрослая, написала - замуж собирается. Жених вернулся с фронта. А жена в тылу нашла...
Полковник полез под ящик из-под патронов, который служил ему столом, и достал бутылку немецкого шнапса. - Трофей... - он разлил в алюминиевые кружки. Офицеры чокнулись ими и полковник сказал: с победой! Остальное приложится! - И снова налил.
- Да, кстати, - вспомнил полковник, когда они с майором ковыряли одной ложкой с союзниками закуску из одной банки. - Тут заезжал врач от союзников. Медикаментами с нашим поделился. Они тоже уходят. Оставил конверт со странным адресом: Капитану Василию. Это не ты, случайно? Да другого у нас и не было. Ты вроде с врачом союзников и имел дело...
Майор вскрыл конверт. Там был листок с адресом. - Ничего не понимаю, - сказал майор и протянул листок полковнику. - Тот прищурился, читая. - А что тут понимать? Съезди да узнай. Это в нашей зоне, - хитро улыбнулся полковник.
Майор тоже сообразил, что к чему. Начистив и нагладив парадную форму, он отправился на следующий день с визитом. Дверь аккуратного домика в пригороде Берлина открыла Гретхен. Она вытерла руки об передничек и бросилась на шею к вражескому офицеру. Под удивлёнными взглядами соседей.
Единственной штатской в этой семье была фрау Вильма - мама Гретхен. Зато какой штрудель она испекла!..
- Вторую войну проигрываем!.. - сетовал подвыпивший фельдфебель, закусывая советской тушёнкой из пайка майора. - Третью не начнём! Преступлением было и первые две затевать! - ответил бригаденфюрер, наливая всем немецкого шнапса. - Прозит, соудруг! С победой! Честные немцы были против наци! В том числе многие офицеры СС! Особенно нашего, 6-го Отдела Управления Имперской безопасности, СД - внешней разведки, где я служил под началом ещё Хайнца Йоста, а потом Вальтера Шелленберга, с которым начинал ещё в абвере... Союзники хотят их судить, но я уверен, что обоих оправдают... Конечно, среди нас были и такие, как обергруппенфюрер Райнхард Хайдрих, который и основал СД, но того чешские парашютисты, верные Германии, пристрелили ещё в 42-м... Жалко, меня тогда уже не было в Праге... Я бы этого палача повесил на пражской ратуше вверх ногами, как итальянцы своего дуче под мостом... Меня самого там чуть не расстреляло гестапо... Кстати, чехов тогда окружили, но они не сдались. Погибли, как герои...
Монокль выпал из глаза генерала и повис на его мундире, зацепившись шнурком за Рыцарский Крест. Генерал вставил монокль обратно, а второй глаз почему-то закрыл…
- Геноссе бригаденфюрер! - качался, едва стоя на ногах, советский майор, отдавая генералу СС честь. - Герр майор! Штурмбаннфюрер! - таращился на него сквозь монокль генерал, пытаясь надеть на русского офицера немецкий Рыцарский Крест. Генерала подпирала фрау Вильма, а майора - ефрейтор Гретхен. Её отец-фельдфебель, твёрдо стоя по стойке смирно, приложив руку к каске со шпилем и скомандовал: Рухт! (Вольно).
Жениха не пустили, а дочь приехала. Уезжая, она спросила отца: а тебя не смущает, что она - моя ровесница? - Я только предложил ей помочь мне разгребать имперскую канцелярию, как бывшей её сотруднице...
В ближайшее время подписчикам нашего журнала будет выслана ссылка не скачивание полной версии "баек" в pdf-формате. Тех кто еще не подписчик или даже не знают что это, милости прошу узнать и подписаться здесь.
Алексей Кондратьев. Байки морпеха. Часть 4-я.
35
КОЛЬЦО И КИНЖАЛ
В отпуск меня отпустили только осенью. В утешение сказали, что если поехать на юг, то ещё можно купаться в море. И, в награду за мой самоотверженный труд всё лето, дали путёвку на круиз по Чёрному морю. (Которую кто-то не смог использовать, как я потом узнал, и которая всё равно «горела»).
Судно было небольшое, но очень комфортабельное. Всё было рассчитано на то, что пассажиры проводят больше времени на нём, нежели на экскурсиях в портах захода. Там был бассейн, корт для игры в сквош, бильярд, тренажёрный зал, сауна, джакузи, массажный и косметический кабинеты, очень симпатичный ресторан на верхней палубе, с видом прямо по курсу и по оба борта, в котором нас кормили четыре раза в день, а вечером там же было варьете. Желающие могли потанцевать на небольшой площадке на корме, где был и бар. В общем, судно было напихано удобствами за счёт количества пассажирских мест. Зато, наверное, путёвки стоили дороже. Кроме того, расчёт, видимо, шёл на то, что на все эти удобства пассажир раскошелится – от скуки на переходах, и тем самым компенсирует доход дополнительно. Разумно.
Каково же было моё удивление, когда я узнал, что не только кормёжка в ресторане, но и всё остальное, включая бар, бассейн, тренажёрный зал и всё такое, за исключением массажного и косметического кабинета, было включено в путёвку. All inclusive, всё включено. Такая мода у турецких туркомпаний, а судно было именно турецким, зафрахтованным российской компанией. Но цены у турок, как правило, вполне умеренные. Несмотря на комфорт и отличное обслуживание. Мне заранее всё понравилось, ещё когда мы «грузились» в порту, и с мостика на нас смотрел капитан в белом мундире и красной феске с кисточкой. Улыбаясь в пышные усы, с огромным чубуком в руках. Ему бы ещё золотые эполеты – и ни дать, ни взять, какой-нибудь адмирал-паша времён русско-турецких войн.
И моё предварительое впечатление не было ошибочным. Мало того, что комфорту было предостаточно – по крайней мере, на мой невзыскательный вкус, - каюты были тоже очень удобные. И все примерно одинаковые, как я потом узнал. Не то, чтобы шикарные, но в моей были и туалет, и душ, и телевизор, и холодильник-минибар. Кровать была, разумеется, весьма широкая и удобная тоже. Было бы ещё с кем на ней улечься...
С этим тоже, похоже, особой проблемы не было. Я сразу приметил в ресторане трёх девушек, возраста лет 20 или чуть больше, удивительно похожих друг на дружку, хотя и выглядевших по-разному. У них были даже разного цвета волосы – у одной светлые, у другой тёмные, у третьей – каштановые. Но одинаковой длины – примерно по плечи, одинаково густые и волнистые. Видно, ходят к одному парикмахеру. И вкусы у них почти совпадают. Все три высокие, стройные, длинноногие. Они всё время о чём-то друг с дружкой оживлённо говорили и весело смеялись. У меня сразу возникло желание к ним подсесть, поскольку четвёртое место за их столиком было свободно, но я подумал, что не стоит начинать путешествия с нарушения порядков на судне, и послушно уселся на место, указанное мне старшим официантом. За моим столиком оказалась ещё пожилая украинская пара, очень приветливые люди, с которыми я сразу подружился, завоевав их симпатии тем, что говорил с ними по-украински. Они были удивлены узнать, что я русский. Что не помешало мне получить приглашение в их каюту на горилку и сало.
Наливая нам ещё по чарке, пан Тарас подмигнул мне: а ты, хлопче, видать, предпочёл бы сидеть с теми тремя дивчинами! Мы заметили, как ты на них смотрел! Что ж, мы не обидимся. Правда, Одарко? А к нам приходи, когда хочешь, на наше хохляцкое угощение! Только не дыши потом на этих красавиц чесноком, которым нашпиговано и натёрто сало! – И они оба рассмеялись. Я тоже. Но про себя подумал, что будет неловко оставлять добродушных стариков. А вслух сказал, что меня их общество вполне устраивает, мне они очень симпатичны и напоминают моих родителей. К тому же, я рад поговорить на рiднiй мовi. Хоть я и москаль, но вырос-то на Украине. Считай, хохол. Старики были тронуты.
Вечером было варьете и танцы, но я не пошёл, потому что устал. Перелёт, переезд из аэропорта в морской порт, да ещё горилка...
Рано утром я пошёл в бассейн. Там уже плавали... эти три девушки. Бассейн был небольшой, а я решил поплавать энергично. Да и не хотел, чтобы они подумали, что я к ним набиваюсь. Поэтому решил посидеть, подождать, пока они наплещутся. А тем временем любовался их фигурами. Классика... Наяды... Три грации...
Но, заметив меня с полотенцем через плечо, они сами замахали мне приглашающе. Решив, наверное, что я стесняюсь. Я благодарно приложил ладонь к груди и сделал жест – мол, подожду. Они сделали обиженные выражения. Видно, девушки сами не прочь завести роман на время путешествия. По крайней мере одной из них я могу это гарантировать. Мне ничего не оставалось, как оставить халат и полотенце в шезлонге и спуститься к ним.
Они оказались шведками, из разных городов, но студентками одного университета – музыкально-педагогического в Стокгольме. Понятно, подумал я. В Швеции свободные нравы. Но девушки оказались очень милыми и не производили впечатление распущеных. Выяснилось, что, как отличниц, университет послал их по обмену на летние курсы при Гнесинке, и они решили завершить свою поездку отдыхом на тёплом ещё море.
Мы ещё поплескались, поболтали, вылезли и пошли в душ. Душевых кабинок было всего две, и мы решили не стоять в очереди друг за дружкой, а влезть в каждую по двое. Мне досталась классическая шведка-блондинка. Было тесновато, но девушка меня отнюдь не стеснялась, касаясь меня полуобнажённым телом. Это вселяло ещё большую надежду.
Мы вышли из кабинок и столкнулись с моими новыми друзьями - соседями по столику. Те хитровато заулыбались в ответ на моё вежливое приветствие по-украински. Я познакомил их с девушками. Те вежливо присели, хотя на них ничего не было, кроме символических купальников. Украинцы добродушно кивнули в ответ.
Придя на завтрак, я увидел, что пан Тарас о чём-то разговаривает со старшим официантом. Тот кивнул и подошёл к девушкам, сделав жест в мою сторону. Я уже сел за стол к пани Одарке. И заметил, что девушки приветственно замахали мне, делая приглашающие жесты. – Что вы устроили? – спросил я у подошедшего пана Тараса. – Да ничего, хлопче. Спросил только, не можешь ли ты пересесть к девушкам. А он сказал, что спросит у них. – Ну, зачем вы... – Да что тебе с нами, стариками, куковать. Тем более, что ты с ними, кажется, уже подружился. Дело молодое... – Подошедший старший официант сказал: молодые леди не возражают против вашего общества, сэр.
Я был в смятении. Так быстро с молодыми дамами... И жалко расставаться со стариками... – Да ты не тушуйся, - сказала пани Одарка. – В гости приходи. И девушек приводи. Каюта у нас достаточно большая. С нами дочка должна была ехать, вот мы и взяли с гостиной, где она могла спать на диване.
Официанты уже переносили мой прибор на новое место. Мне ничего не оставалось, как пожать руку пану Тарасу, поцеловать руку пани Одарке, и отправиться к месту службы. Я почувствовал, что попадаю в плен к шведкам. Силы были неравны. Их трое...
Я сел за столик, и ближайшие две девушки бесцеремонно поцеловали меня в щёки. Сидевшая напротив послала воздушный поцелуй. Физкульт-привет! – подумал я. Карл XII тоже был очень молод – всего 18, по-моему, когда он победил аж Петра при Нарве. А тут их три. Так что не видать мне Полтавы...
До обеда мы загорали на палубе и они рассказывали мне про свой университет. Будущие учительницы музыки. Но одна из них мечтала концертировать.
После обеда мы обнаружили маленький музыкальный салон, где стоял кабинетный рояль. Они мне играли по очереди... Вечером мы танцевали и сидели в баре. А потом отправились в варьете. Варьете мне не понравилось. Мои девушки были гораздо лучше.
Спать совсем не хотелось, и они пригласили меня на чашку кофе к себе. Ого! – подумал я. – И набиваться не надо!
Каюта у ни была точно, как моя, но они жили там все втроём. Широкая кровать была придвинута к стене, чтобы освободить место для третьей кровати. Она была, похоже, раскладной, но достаточно удобной. Я на ней сидел. Рядом с белокурой девушкой, с которой утом принимал душ. Похоже, это моя судьба... Может, пригласить её переехать ко мне? Что им ютиться втроём в одной каюте... Но я, конечно, не решился. Допив кофе, я поблагодарил и вежливо откланялся.
Но заснуть всю ночь не мог.
Так дни летели за днями, с событиями, как по расписанию – бассейн – завтрак – солнечные ванны - обед – какое-нибудь развлечение вроде бильярда или гимнастического зала – ужин – танцы – ночные прогулки под звёздным небом вокруг всего судна по прогулочной палубе... Мы воспользовались приглашением и стариков-украинцев, и они все друг другу ужасно понравились, тем более, что девушки могли объясняться по-русски, а где не получалось, я выступал в роли переводчика. Я приглашал их и к себе в гости, и они охотно приходили.
На экскурсии мне ездить было неинтересно, поскольку в большинстве портов захода я был, но ради них я ездил и выступал их гидом в Ялте и Одессе, которые хорошо знал, когда нас выпускали из автобуса побродить самостоятельно. Батуми, Трабзон, Бургас, где я раньше не был, меня мало впечатлили – все черноморские порты, наверное, похожи, - но они искренне всему восхищались, потому что не были нигде, и я радовался за них вместе с ними. Они нащёлкали кучу фотографий, и мы разглядывали их, смеясь, по вечерам на ноутбуке у них в каюте, или у меня, или у друзей-украинцев.
Но дело так и не сдвигалось с места... Наша компания, включая стариков-украинцев, так и существовала в том же качестве. Как ни странно, не появлялись у девушек и другие кавалеры. Подходы были, как я замечал, на танцульках и в баре, но оставались безрезультатными. Чем же тогда я им приглянулся?..
Это вскоре выяснилось. Почти конец круиза они сказали мне, что сняли сауну с джакузи при ней, как для семьи. Оказывается, это можно было сделать за отдельную плату. И пригласили меня. В сауне мы, как ни странно, ещё не были, и я с удовольствием согласился. Но замешкался с друзьями-украинцами и опоздал против назначенного времени. Но янычар, стоявший на страже, меня с улыбкой впустил. Видно, был предупрежден.
Мои наяды сидели в джакузи. Из-за пенящихся пузырьков было не очень хорошо видно, но я разглядел, что они были... без всего. Они помахали мне руками, а одна сказала: ну, где тебя носит! Помещение снято на время! – Я сделал вид, что всё в порядке, ничего не происходит, чтобы их не смущать, и, сняв халат, вошёл в сауну. В плавках. И улёгся на верхней полке, испытывая блаженное тепло. Через некотрое сремя дверь открылась и вошли мои наяды. Всё в тех же нарядах...
Они что меня, за мужчину не считают? Или настолько доверяют? Или готовы?.. Все три?.. Эх, сколько времени зря потеряно! Круиз-то заканчивается! – Мысли у меня путались, стучали и прыгали в голове, как шарики в модели Броуновского движения. Девушки улеглись на полках ниже. Сауна – это не парилка, где почти ничего не видно... Всякие виды я видал... Но три девушки сразу... Да такие красивые... Честно говоря, я был совсем сбит с панталыку. И даже смущён. Я потихоньку слез вниз, стараясь не задеть девушек, лежащих с закрытыми глазами, и вышел из сауны. И залез в прохладную воду джакузи.
Через некоторое время появились они и залезли ко мне. Я посидел немного с закрытыми глазами, а потом вылез и накинул халат. Решил, что душ приму в каюте. Они удивлённо смотрели на меня. Все трое.
Не успел я выйти из душа в своей каюте и накинуть на плечи халат, как дверь открылась и вошла белокурая. – Извини, я стучала, но ты, я вижу, был в душе... – Я судорожно пытался натянуть на голое мокрое тело халат, не попадая в рукава. – Да у тебя всё в порядке! – радостно сказала она, оглядывая меня. – А мы уж подумали, может, что не так... Или ты стесняешься нас? Напрасно. Ты, наверное, уже понял, что мы – розовые. А ты – голубой. Мы Стокгольме снимаем квартиру вместе с одним таким парнем. И нисколько друг друга не стесняемся. Ты на него очень похож. Мы подумали, что мы тебя сразу узнали и раскусили... Но не стали уточнять. Малознакомые люди не всегда сразу признаются друг другу в своей сексуальной орентации... – Но я не голубой! – вырвалось у меня. – Как? – округлились у неё глаза. – Очень просто! У меня самая примитивная ориентация! И я смотрел на вас и чувствовал вас всё это время, как обычных женщин! Очень красивых и привлекательных для любого мужчины! Я даже одно время думал, что нравлюсь тебе тоже! – У неё задрожали губы, она повернулась и выбежала из каюты. Я ещё постоял немного с полунатянутым халатом, потом, наконец, надел его и пошёл к мини-бару.
Я уже допивал последнюю из этих ёлочных игрушек, когда появился пан Тарас. - Ты шо, сынку? Чи забидев чимось своих красунь? Я заходыв до ных – тэбэ шукав, а воны сыдять, мало не плачуть!
Ну, что я мог сказать отцу с ещё более традиционными ориентациями. Он, может, и не подозревает, что существуют другие... – Та шо трапылось? Чого цэ ты оти аптекарски пузырки глотаешь? А ну, пидэмо, розкажэш нам з Одаркою... Мабуть, чимось допоможемо...
У украинцев я надрался вдрызг горилки, но молчал, как партизан. Они обиделись на меня и пан Тарас проводил меня в мою каюту. Чтоб я не упал по дороге за борт.
Когда я очнулся, они сидели у меня в каюте все три. Заметив, что я открыл глаза, стали говорить наперебой: ты изменник, ты предатель! Мы тебе доверяли! Мы считали тебя своим! Почему ты сразу не признался! – Да я про вас и не думал ничего такого!..
– Блондинка подошла и отвесила мне пощечину. И они гордо удалились. У меня в мини-баре ещё оставалось пиво. Которое мне очень пригодилось. Я влез в душ и долго стоял под прохладными струями. Потом позвонил в обслуживание кают и спросил, не могу ли я купить хотя бы небольшой тортик. – Купить не можете, сэр, но вам сейчас его доставят! – Я всё-таки дал стюарду на чай больше, чем этот торт, наверное, стоил, и пошёл с подношением к девушкам. Я постучал и услышал: убирайся прочь! И больше к нам даже не приближайся! – Я поставил тортик на пол: и сказал: обслуживание кают! – И быстро ретировался. Выглядывая осторожно из-за угла, я увидел, как дверь открылась, оттуда выглянула темноволосая голова, голая рука подняла тортик и девушка изчезла с ним каюте.
Подношение принято. Значит, ещё не всё потеряно. Впрочем, они могут думать, что это от парохода. Те, у кого был день рождения, обязательно получал подарки. За завтраком я попросился у старшего официанта обратно к украинцам. Тот с удивлением посмотрел на меня, но подошёл к старикам, и наклонился к пану Тарасу. Тот посмотрел на меня, на девушек и покачал головой. Старший официант вернулся и развёл руками. – Мы накроем вам за другим столиком, сэр. Вон есть свободный.
Я завтракал в мрачном одиночестве. Меня прогнали все друзья. До обеда я валялся в своей каюте, а на обед и вовсе не пошёл. И на ужин тоже. Мне было стыдно сидеть отдельно от людей, с которыми я не расставался всё путешествие, и которых все считали, очевидно, моими друзьями. Если они отвернулись от меня – значит, я подлец и негодяй.
В дверь постучали. Стюард вкатил тележку. – Ваши друзья просили доставить вам ужин в каюту. Вас не видели и на обеде. У вас всё в порядке, сэр? Вы не заболели? Может, пригласить врача? – Не надо... Пополните мой мини-бар... Или принесите бутылку коньяка. – Бар уже пополнен, сэр. А коньяк сейчас принесу. Вам какого? – Всё равно... – Стюард вышел с невозмутимым выражением лица.
Через некоторое время снова стук в дверь. – Да! – Я думал, это был стюард, который принёс коньяк. Но это был пан Тарас. С бутылкой горилки. Я всё удивлялся, неужели он запас на всё путешествие? Оказалось потом, что он пополнял свои запасы в портах. Украинскую горилку продают во всём мире, как и русскую водку. Сало только у него давно кончилось. Но ему команда где-то раздобыла, когда пополняла запасы мяса. Он засолил его сам. И нашпиговал чесноком. Со смехом рассказывал, как все повара смотрели на его священнодействия.
- Ты нэ забижайся, сынку. Я тильки хотив, шоб ты помирився из красулями. А що ж таки трапылось? И воны ничого нэ кажуть...
Мы выпили и его горилку, и коньяк, который принёс стюард, закусывая и то, и другое вновь засоленным тарасовым салом, и уже подсели было к мини-бару, и, обнявшись запели украинские народные песни, но тут за ним пришла Одарка. И молча упёрла руки в боки. Старый Тарас встал, вытянулся, качаясь, перед жинкой и строевым шагом вышел из каюты. Одарка из дверей погрозила мне кулаком. Я упал на кровать и заснул.
Во сне я увидел, что белокурая девушка гладила меня по щеке. Я приложил руку к щеке, нащупал её руку и поцеловал в ладонь. Какой реальный сон! Мне приснилось, что я даже проснулся. Открыв глаза, я им не поверил. Передо мной сидела... она! Я резко сел на постели сам. Она улыбалась. Я помотал головой. Она снова протянула руку к моей щеке. Бывают же такие сны... – Ты уж извини меня, что тебе тогда съездила... Знаешь, а я ведь не совсем лесбиянка... Вернее, совсем не лесбиянка. У меня другие наклонности, такие же, как у тебя. Просто нет другого опыта. Я приехала из маленького северного городка, почти деревни... А в университете попала в компанию этих своих подружек. Они меня и вовлекли... Сначала мне нравилось, но потом я поняла, что мне хочется совсем другого... – Она обняла меня, уложила обратно на постель, и, лёжа на моей груди, нежно поцеловала...
Проснулся я, наверное, с глупой улыбкой на лице, и схватился за небритую щёку. Ничьей руки на ней не было... Я повернулся на другой бок и попытался снова заснуть. Вдруг мне приснится продолжение этого прекрасного сна... В дверь постучали. – Кто там? – с досадой крикнул я. – Я ещё сплю! – Я повернулся на другой бок, спиной к двери. Но слышал, что она открылась. – Завтрак, сэр!.. – услышал девичий голос. Я проспал завтрак и заботливое обслуживание кают доставило его мне. Но голос показался мне знакомым. Я повернулся. Она стояла у дверей с тележкой, накрытой салфеткой. И робко повторила: завтрак... Ты проспал завтрак, и я заказала тебе его в каюту... И попросила оставить у двери... Здесь и моя порция... Они прогнали меня... Сказали, что я изменница... И предательница...
Я обнял её и сказал: когда эти мегеры уйдут на обед, мы с тобой перетащим ко мне твои вещи. – У меня их почти нет. Мой чемоданчик за дверью. – Я вскочил, открыл дверь и вкатил её чемоданчик. – Что ты сразу его не внесла? – Откуда я знала, примешь ли ты меня? – Я молча обнял её.
Мы с аппетитом позавтракали, и сон продолжился...
Я пошёл к капитану. Тот сидел в своём салоне, утопающем в восточной роскоши. Толстые мягкие ковры, шелковые шторы, диваны с сафьяновой обивкой – вернее, скорее, почти только валики с красными шелковыми кисточками по торцам... Капитан полулежал, опёршись на валик, на этот раз в шёлковом халате, но неизменной феске. Он указал мне на диванчик напротив и дёрнул за свисающую над ним ленту с кисточкой. – Кальян и чай! – сказал он вбежавшему матросу. – Или кофе? – спросил меня капитан. – Чай, чай! – ответил я.
Вопреки распространённому мнению и названию – кофе по-турецки, турки предпочитают крепкий чай, который пьют из маленьких стеклянных стаканчиков или кружечек тюльпанообразной формы. Он ароматнее и вкуснее любого кофе. Я вообще-то не курю, но кальян – это скорее не табак, а смесь ароматных трав. Курят, не затягиваясь.
На мой вопрос о легализации в моей каюте моей невесты, капитан улыбнулся в пышные усы: вся команда и, наверное, пассажиры обратили внимание на интересную дружбу четверых европейцев – одного мужчины и трёх женщин. Вы сделали свой выбор, молодой человек? – Она его сделала, капитан-паша... – Да, у вас, европейцев всё наоборот... У нас девушку раньше даже не спрашивали – выдавали, за кого родители считали нужным. А теперь мы тоже оевропеились, светское государство... – Я готов доплатить... – Её билет оплачен. А где она будет спать – мне всё равно. Будем надеяться, ваш выбор правильный, молодой человек!
Мы с ней хотя бы не потеряли время на остатке путешествия... В ресторане мы сидели за столиком с украинцами. Они всё поняли. Змеюки с ненавистью поглядывали на нас. Странно, их лица, совсем недавно казавшиеся мне красивыми, теперь, искаженные злобой, стали безобразными. Впрочем, я им должен быть только благодарен, поскольку благодаря им обрёл любимую девушку.
Перед прибытием капитан устроил, по традиции таких круизов, привальную. Он надел свой парадный белый мундир, со всеми наградами бывшего морского офицера, одна из которых была многолучёвой звездой размером с небольшое блюдце. Он сказал речь, где выразил надежду, что команда оправдала ожидания пассажиров, поздравил всех с благополучным прибытием, пожелал всем дальнейшего благополучного путешествия в свои страны и выразил надежду видеть всех снова на борту своего судна. Дальше он посмотрел лукаво на наш столик и сказал, что особой честью для себя в этом круизе считает помолвку двух молодых людей из разных стран, которые, скорее всего, никогда не встретились бы, если бы не оказались вместе на борту этого судна. Моя невеста слегка покраснела. Я захлопал в ладоши, а за мной весь зал. И капитан тоже. Единственное, о чём он жалеет, продолжал он, что жених и невеста не обратились к нему с просьбой сочетать их браком. Как капитан судна, он уполномочен Турецкой Республикой совершить такой акт в море. У него и бланки свидетельства о браке хранятся в сейфе. Вместе с судовой печатью, которая равноценна любой государственной. Документы Турецкой Республики признаются всеми европейскими странами. Все опять дружно захлопали. Капитан поднял руку: но ещё не поздно, хотя судно и подходит к порту, но официально оно ещё в море! Поэтому он всем своим сердцем старого моряка к услугам молодых влюблённых! – Все опять бешено захлопали. Даже наши змеюки. А капитан поднял бокал с шампанским. Все встали, повернулись к нам и подняли свои бокалы в нашу сторону. Моя любимая покраснела, а я подумал, что знал ведь с самого начала, что попал в плен.
После официальной привальной мы решили устроить маленькую частную вечеринку, и собрались у украинцев. Пан Тарас достал «останню пляшку горилки и останний шматок сала», а мы принесли корзину с угощением – вино фрукты и шоколад, которую нам прислал капитан.
Не успели мы выпить по первой, как в дверь тихо постучали. – Заходьте! – сказал хозяин хаты. Дверь тихо отворилась, на пороге стояли... наши змеюки. Одна из них сжимала большую бутылку абсолюта. – Простите нас, мы были дуры... – Сидайте, дочки`, пригласил их пан Тарас. Они, как ни странно, поняли его. Та, что держала, бутылку, протянула её мне. Я поставил её на столик. Они поцеловали невесту. Я мстительно поцеловал их обеих.
Пан Тарас налил и им. Мы выпили, и я сказал: а знаете, что? Выпивки у нас и так навалом, да мы ещё и на привальной выпили... Давайте эту бутылку абсолюта пошлём капитану! – Оце дило! – подтвердил пан Тарас. – А оце... – он полез в свой чемодан под кровать и достал оттуда бутылку горилки. – Ты ж казав остання! – гневно сказала Одарка. – У старого хохла горилка завжды знайдэться! Це вид тебе сховав! На пойизд! Але раз такэ дило... Пошлем её вид тэбэ, сынку! - Одарка полезла в свой чемоданчик и достала красивые вышитые рушник и сорочку. – Нэ знала, кому подарить. Хотела вам. Але пошлить капитану. Вид вас и нас. А я вам ще з Полтавы пришлю!
Мы обернули подарки рушником и перевязали лентой, сняв её с капитановой корзины. Вызвали обслуживание кают и вручили стюарду. – Для капитана. Да не растеряй по дороге! – Что вы, сэр! – заверил стюард, осчастливленный щедрыми чаевыми.
Но капитан не дал себя переплюнуть. Стук в дверь и на пороге... он. Собственной персоной. В белом мундире и красной феске. Со всеми орденами и регалиями. Мы все встали. Он вошёл, поцеловал руку старшей даме, потом невесте, потом остальным, и пожал руку пану Тарасу и мне. Потом снял с мизинца перстень, взял руку невесты и надел его на её средний палец. Как раз подошёл. – Я не могу принять такой дорогой подарок! – запротестовала она. – Он недорогой, - ответил капитан. – Но старинный. Времён османской империи. Пусть он будет твоим обручальным кольцом, дочка. А это тебе, - повернулся он ко мне, вынув из кармана кителя небольшой кинжал. – Из моего сувенирного фонда. Это так называемый новодел. Но точная копия того, который в старые времена турецкие моряки всегда носили с собой, чтобы в крайнем случае заколоться, но не сдаться в плен! А это вам! – повернулся он к Тарасу, достал из мешка, который мы сначала не заметили, ослеплённые блеском его мундира, такую же феску, как была на нём. – А дамам, - продолжал капитан, протягивая пакет Одарке, - рахат-лукум. Моя жена сама делает. Такого не купишь!
Я всё переводил тихо украинцам. Пан Тарас тем временем разливал. Он уже был в капитановом подарке. – Сидайте, пане капитане! – Я перевел капитану. Тот взял рюмку, поднял её к нам, и выпил. – Извините, при заходе в порт вахта капитана. – И поклонился так, что его феска едва не осталась нам тоже в качестве сувенира. Мусульманин, видно, не привык столько пить. Но старому морскому волку, да ещё в светском государстве, порой приходится.
Когда мы утром спускались по трапу, мы повернулись и посмотрели на мостик. Капитан махал нам рукой. А потом послал воздушный поцелуй. Мы ему помахали в ответ, а Тарас снял феску и отвесил ему поклон.
Вот такая история. Которая ничем не кончилась. С украинцами мы распрощались ещё в порту, они уехали на железнодорожный вокзал. Они взяли у всех нас адреса с обещанием прислать всем рушники, а нам с невестой – свадебные расшитые сорочки. (В отношении меня они выполнили своё обещание, как насчёт девушек – я не знал. Но потом узнал.)
Мы с девушками долетели вместе до Москвы и там я посадил их на рейс до Стокгольма. – Приезжай к нам на Рождество! Будем кататься на лыжах и снегоходах! Поедем в Лапландию, к Санта-Клаусу! – сказали «змеюки» и поцеловали меня. И пошли к регистрационной стойке, деликатно оставив нас наедине с невестой попрощаться.
Она прижалась ко мне, и я обнял её. Она подняла на меня глаза, полные слёз. А потом сняла с пальца кольцо капитана и протянула его мне. – Давай считать, что мы больше не обручены... – Почему?!.. – У нас нет общего будущего... Ни ты не сможешь приехать ко мне в маленький шведский городок, ни я уехать к тебе оттуда. У меня там старики-родители... Отец – учитель музыки. Ему уже трудно работать. Я должна его заменить. Больше некому. Кто поедет в эту деревню... Священика-то еле нашли... И ещё... Тайком от подружек я встречаюсь с парнем, который зовёт меня замуж. Он финн, тоже из маленького городка, на границе со Швецией. Говорит, что поедет со мной хоть в мой родной городок, хоть на край света. Он тоже музыкант, скрипач. В нашей школе будет скрипичный класс! И будет помогать мне со стариками. Его родители ещё молоды. – Я был ошарашен. – Но любишь ли ты этого парня? – Кажется, да... – Кажется или да? – Да... – опять неуверенно ответила она. – А меня? Ведь ты говорила, что любишь! – Конечно, люблю! Разве иначе я бы доверила тебе себя! – Но сможешь ли ты тогда с этим парнем жить? – Да, смогу, - твёрдо ответила она. – И он со мной. Главное, что он меня любит... А с тобой жить не смогу... Не судьба... Прости... Но я всегда буду помнить тебя. Ты – моя первая настоящая любовь и первый мужчина. – Мы оба помолчали, прижимаясь друг к другу в объятиях. Но, кажется, я её понимал. Мы оба вздохнули. – Но причём здесь кольцо? – сказал я. – Это же просто подарок капитана... – Она покачала головой. – Он не смог поженить нас, но смог обручить. Я не могу его обманывать. Но могу расторгнуть нашу помолвку. В таких случаях жениху возвращают кольцо. - Я сказал: подожди. И достал из своей сумки другой подарок капитана – морской кинжал. – Я вытащил его из ножен и провёл острым лезвием по ладони. На ней выступила кровь. – Что ты делаешь? - в ужасе воскликнула она. Я вложил кинжал в ножны и протянул ей. – Это не кольцо. Но на нём осталась моя кровь. Как твоя осталась на мне. – Она уткнулась в меня и её плечи затряслись. – Эй! Влюблённые! – услышали мы. – Регистрация заканчивается! – Она коротко, но крепко прижалась своими губами к моим, повернулась и побежала к подружкам, катя за собой свой чемоданчик. Подружки помахали мне, а я им в ответ. А она больше не повернулась.
Прошёл почти год, и в толчее проблем и сутолоке дней эту историю я начал забывать. Однако летом получил из Стокгольма конверт. А там – две фотографии. На одной – они втроем, улыбающиеся, в мантиях выпускников университета, с дипломами, свёрнутыми в трубочку и перевязанными ленточкой, в руках. На обороте надпись: С любовью – и их имена. А на другой – она в подвенечном платье рядом с худым долговязым парнем. А на голове у неё вместо фаты – украинский веночек с разноцветными ленточками. А подружки рядом – в белых юбках и расшитых украинских сорочках.
43
ВОЙНА И ЛЮДИ
Зябким тёмным апрельским вечером по развалинам окраины Берлина осторожно пробирался капитан Советской Армии. Это был командир батальона разведки одного из пехотных полков, который на рассвете должен был принять участие в штурме Рейхстага. Перед батальоном была поставлена задача рекогносцировки на участке полка.
Вокруг всё было достаточно тихо. Немцы оттянули уцелевшие силы к центру Берлина, Рейхстагу. Иногда, однако, вспыхивали ракеты, взлетая ввысь и освещая округу. Раздавались автоматные очереди и одиночные выстрелы. Это были разведгруппы с обеих сторон и снайперы-одиночки. А может, кто из немцев из регулярных частей застрял в развалинах, оказавшись отсечённым от своих передовыми отрядами наших, подобравшихся к Рейхстагу ближе. Выяснить обстановку и было задачей полковой разведки, которой командовал капитан.
Пуля щелкнула по штукатурке стены прямо перед его носом. Капитан отпрянул и тихо выматерился.
Правильно он сделал, что пошёл в разведку сам. Капитан решил, что его собственного опыта вполне достаточно, чтобы разведать обстановку, в которой придётся наступать на рассвете его полку. Обстрелянных бойцов в его батальоне осталось мало. Да и те раненые-перераненые... Кто после госпиталя, а кто с сорок первого оправлялся от ран на марше... Остальные - новобранцы, призванные в конце войны. Обидно будет, если погибнут пацаны. Не успев и подвигов совершить... Да и ветеранов жалко. Уцелели... А себя не жалко? Из Москвы сюда шёл. Пешком. Участник парада 7 ноября 1941 на Красной площади - который ушёл прямо на фронт.
Он - командир. Жалеть он имеет право и должен прежде всего подчинённых. Потом себя.
Капитан услышал свист мины и упал на кирпичи ничком. Мина разорвалась где-то недалеко и засыпала его обломками стены, которую развалила. Крупный кусок кирпича шарахнул по каске, вдавив голову в каменные обломки и, кажется, раскровянив нос. Капитан пощупал нос и посмотрел на руку. Кровь. Капитан утёр нос рукавом гимнастёрки и пощупал каску. Глубокая вмятина...
Вот неймётся фрицам, подумал капитан. А может, наши. Вот так в конце войны сложишь голову под собственной миной. Мать вашу...
Засвистели пули, отскакивая рикошетом от стен. Капитан инстинктивно уткнулся лицом в кирпичи на земле. Нос кровянил... Когда стрельба стихла, капитан приподнял голову, снова утёрся рукавом - рукав был уже весь в крови, и пополз, таща правой рукой ППШ (пистолет-пулемёт Шапошникова, оружие Великой Отечественной,), а левой подбирая плащ-палатку, которая цеплялась полами за обломки кирпичей.
Выбравшись на маленькую площадь, капитан сел, приникнув спиной стене и слившись с ней. И осмотрелся. Взлетела осветительная ракета. Капитан увидел, что посреди площади лежит женщина в немецкой военной форме. Кажется, чёрной. СС? Юбка задралась, обнажив колени и бёдра. Рядом с женщиной лежал портфель. Это была находка! Рейхстаг уже недалеко. А вдруг она оттуда? Может быть, важные документы. Впрочем, война немцами уже проиграна... Но всё-таки.
Инстинкт разведчика взял верх. Капитан пополз к женщине. Она лежала лицом к нему. Руки её были раскинуты, а одна нога неестественно подвёрнута. Снова взлетела ракета, и в её неверном свете капитан увидел, что это очень молодая женщина. Девушка... У капитана дома осталась дочка. Он не видел её четыре года. Сейчас, наверное, такая же. Лет семнадцать было немке на вид. Девчонка... И беленькая такая же, как капитанова дочка. Э-эх, …!- снова выматерился капитан. И угораздило же девчонку... В самом конце войны. Небось, и пороху-то не нюхала. Сидела в рейхсканцелярии... Пока русские и их союзники не подобрались прямо к её стенам. Какие девчонка документы спасала? Зачем? Ценой своей жизни, которая, по сути, ещё не началась...
Жалко её. Враг-то враг... Да какой она враг? Девчонка...
Всякие смерти видел капитан за четыре года войны. И ни разу не дрогнул. Как ни сжималось сердце... А сейчас приложил рукав гимнастёрки к глазам. Сдают нервы к концу войны.
Его дочка тоже рвалась на фронт... Медсестрой. Курсы окончила. Два раза сбегала. Мать ловила. Комендатура с эшелонов снимала. Пятнадцать ей было. Устроили в госпиталь в эвакуации. Еле уговорили, что и здесь надо раненых лечить, писала жена ему на фронт. А то бы вот так же лежала... Капитан взял портфель за ручку и повернулся, чтобы отползти к развалинам - посмотреть, что в портфеле. Вдруг услышал тихий стон. Капитан повернулся и подполз к девушке. Она вытянула неестественно согнутую ногу. Живая!
Капитан осмотрел и ощупал её. Вроде, цела... Значит, просто оглушило. Максимум - контузило. Это, наверное, та шальная мина, которая ему дала кирпичом по башке. Если бы не каска... На девчонке каски не было, но её зацепило, похоже, только взрывной волной. Её пилотка валялась рядом с её разметавшимися светлыми волосами. Капитан положил на девчонку её портфель и пилотку, ухватил подмышки и потащил в укрытие.
Протащив её через пролом в стене, он сел и прислонился спиной к стенке. Голова девушки лежала на его коленях. Девушка тяжело дышала. Капитана тоже мутило. Всё-таки крепко досталось по башке, хоть и каска... Капитан расстегнул воротник девушкиной формы. Заметил на отворотах воротничка эмблему СА и номер её части. Звание - штурмманн. Младший ефрейтор. Правильнее было бы сказать - штурмфройляйн, улыбнулся своим мыслям капитан. Да какой там штурм от этой девчонки... Как бы то ни было, она не из СС, как он подумал сначала из-за её чёрной формы. Впрочем, СС сначала была частью СА. Капитан хотел заглянуть в портфель, но в это время у него всё поплыло перед глазами...
***
Когда он очнулся, девушка стояла перед ним на коленях и бинтовала ему голову. Его каска лежала рядом. И ППШ. Капитан инстинктивно дёрнулся и схватил автомат. Девушка прижала его недобинтованную голову к своей груди. - Тихо, тихо, Иван, - сказала она. - Ты понимаешь по-немецки? - У капитана опять всё перед глазами поплыло. Его мутило и тошнило. Он нашёл в себе силы кивнуть. - Не дергайся, - сказала девушка. - У тебя в башке такая дыра - как только жив остался. - Она подняла каску и показала ему. Вмятина была будь здоров. Даже небольшая дырка образовалась. Он наклонился в сторону, его тошнило, но вытошнить было нечего. Перед боем и выходом в разведку он никогда не ел. Ранит в живот - лучше пусть желудок пустой будет. Так учил полковой врач.
Он выпрямился и откинулся головой на стену, прикрыв глаза. Открыв их, он снова увидел озабоченное лицо немки. Светлые волосы её ниспадали на погончики с белым кантиком. Глаза голубые... А красивая девчонка, - подумал ещё достаточно молодой капитан. - Белокурая бестия... Вот тебе и враг... Да какой она враг. В конце войны призвали из гитлерюгенд. Пятнадцатилетних пацанов под ружьё ставили. И ветеранов первой мировой... Хорошо, хоть в штаб попала. Да и то чуть не убили. Может, свои же.
Немка спросила: у тебя ещё бинты есть? Я нашла только один в твоей сумке. Хорошо, что у тебя во фляге шнапс был, а не вода. Я продезинфицировала рану. И протёрла разбитое лицо. И влила тебе в глотку. Ты сразу очнулся...
У капитана кружилась голова. Наверное, сотрясение... - подумал он. - Наверное, у тебя сотрясение мозга, - сказала она. И потрогала его повязку. Он тоже. Коснувшись своей рукой её руки. По щеке потекла кровь. - Подожди, - сказала девушка и встала.
Она задрала свою узкую чёрную форменную юбку, надорвала шов своей нижней белой юбки и оторвала от неё полосу по всей ширине подола юбки. С кружевной каёмочкой. Хоть и война, но она всё же девушка. Она снова встала на колени и намотала капитану эту полосу на голову поверх бинта. - Так-то лучше, - сказала она, полюбовавшись своей работой. - Я окончила курсы медсестёр, но мой дядя - бригаденфюрер - определил меня в рейхсканцелярию... Это его портфель. А что с ним самим - не знаю... Он хороший. Не воевал с вами. Штабист. Был противником нападения на Россию. Был участником заговора против Гитлера. Чудом уцелел... Жалко, если вы его убили в самом конце войны.
Она снова встала. Колени у неё были разбиты, чулки порваны. Она заметила взгляд капитана и, взяв его флягу, отвинтила крышку, налила немного водки в руку и протёрла себе колени. Потом, посмотрев критически на порванные чулки, засунула руки себе под юбку и стащила сначала один чулок, а потом другой до колен. Сняв туфли, она стащила чулки совсем и отбросила их. Одну ножку она болезненно поджимала, опираясь рукой о стену. Она смущённо улыбнулась. Потом спросила: встать можешь? Давай помогу... - Она наклонилась и ухватила его за подмышки. Он попытался встать, опираясь на ППШ. Она подставила ему своё худенькое плечико. Он обнял её за плечи. Она его - за пояс. Голова у него кружилась, в ней гудело и шумело.
Девушка подхватила портфель. - Пойдём к твоим, Иван. Ты, наверное, разведчик, но там дальше наших нет до самого Рейхтага. А тебе нужно в госпиталь. Кажется, ты отвоевался. Но жить, похоже, будешь. Война кончилась, Иван. Мы больше не враги. Мы войну проиграли, но мне нисколько не жалко. Так нам и надо. Прав мой дядя...
Они стояли, опираясь друг на друга. Советский капитан - здоровенный мужик, и немецкий младший ефрейтор - хрупкая девушка... Оба раненые и чумазые.
И совсем не враги. Обломки войны... Чужой и ненужной обоим.
Девушка сделала шаг и вскрикнула, чуть не упав. Кажется, одна нога у неё была всё-таки вывихнута. Капитан ухватил её за талию и усадил на обломки кирпичей. - Подожди, - сказал он. Он ощупал обе её ноги. Похоже, когда взорвалась мина, девушку отшвырнуло взрывной волной и, падая, она подвихнула ногу. Это было легко поправимо. Он дёрнул её за ногу. Она громко вскрикнула и потеряла сознание.
Тьфу, ч-чёрт! Она же девушка, девчонка, а не красноармеец! - ругал себя капитан. - Ты же ей чуть ногу не выдернул! Она лежала без движения. Юбка её задралась, обнажив худенькие бёдра до половины. Торчал рваный подол нижней юбки, часть которого была намотана у капитана на голове.
Капитан сел рядом и похлопал её по щекам. Воды бы... Но была только водка. Капитан отвинтил крышку фляги и влил девушке в приоткрытый ротик немного водки. Она закашлялась и очнулась. Открыв глаза, она села и сказала: ты что, Иван, с ума сошёл? Сначала чуть ногу мне не оторвал, а теперь хочешь отравить? - Она снова закашлялась, приложив маленькую ладошку к худенькой груди. Капитан похлопал её по спинке. Лопатки выпирают сквозь форму... Сколько же ей лет?.. На велике бы в школу ездить где-нибудь в берлинском пригороде... Бесноватый фюрер помешал. Жалко, её дяде-генералу СС не удалось его прихлопнуть...
Девушка отдышалась. Капитан массировал её лодыжку и голень. - Ну, ты! Иван! Хватит меня лапать! - Она оттолкнула его руку и попыталась встать. Теперь он подхватил её подмышки и помог. Она стояла, по-прежнему поджимая одну ножку. - Идти можешь? - спросил капитан. - Попробую... - Она сделала шаг и снова вскрикнула. Капитан усадил её на обломок стены. - Знаешь, что? Оторви-ка мне ещё кусок твоей нижней юбки - я перебинтую потуже тебе ногу. Будет легче... - Отвернись! - Капитан отвернулся и услышал звук разрываемой ткани. - Поворачивайся! - Она протягивала ему полосу ткани. Капитан сел на землю перед девушкой, положил её ногу себе на колени, снял туфельку и умело перебинтовал лодыжку. - Ну, легче? - Она неуверенно улыбнулась. Чумазое, но милое личико... Капитан хотел надеть туфельку ей на ножку, но она не налезала. Нога распухла.
Капитан сунул туфлю в свою полевую сумку, встал и подал руку девушке. - Как же я пойду? - спросила она. - Ты не пойдёшь. - Капитан поправил гимнастёрку и кобуру с пистолетом. Девушка испуганно откинулась назад и защитилась рукой. - Ты меня застрелишь? - Капитан едва не расхохотался. - Дурочка! - Он взял её за руку, ловко подхватил и легко вскинул худенькое тельце себе на плечи. Девушка вскрикнула. Но теперь не от боли, а от неожиданности. Капитан подхватил свой автомат и девушкин портфель. Девушка чуть не упала с его плеч, но удержалась, ухватившись за его голову. Стало больно, но капитан не подал виду. Кажется, с его горшком всё не так уж плохо. Русский горшок оказался покрепче немецкой мины. Слава Богу, и девчушка немецкая не тяжёлая...
Но куда её девать? А куда она без него? Идти не может... Далеко не уковыляет. Завтра будет атака - и немцы, и наши будут всё вокруг поливать огнём, свинцом и железом. Убьёт пулей или осколком. Или привалит... Лучше отнести к своим. Но она в военной форме... Значит - пленная. Но у неё портфель с документами. Это от плена не спасёт. Ладно, главное сейчас - спасти жизнь. А там посмотрим. Капитан сказал: держи свой портфель. - Она взяла портфель, а капитан повесил автомат на плечо и пошёл, держа девушку обеими руками на своих плечах. Вот так он однажды своего раненого товарища из окружения вынес. Не одну версту тащил... А тот, боров, весил под центнер. А эта - пёрышко... И идти недалеко.
Но что с ней сделают в части? Ему пришла в голову мысль. - Слушай, - сказал он девушке. - А может, ты снимешь форму? Выдадим тебя за пострадавшее гражданское население! - Размечтался! - проворчала девушка. - Но иначе ты - пленная. - Ничего не поделаешь. Снимать форму бесполезно. У меня на руке, выше локтя, изнутри, выколота группа крови, как у всех солдат и офицеров СА и СС. Как есть, так пусть и будет. Плен так плен. Из-за этого кретина с косой чёлкой пулю в лоб из твоего пистолета я себе всаживать не буду. Капитан нащупал кобуру. Пистолета там не было. - Отдай пистолет! - Да ладно, ладно, на. Я просто вытащила его у тебя из осторожности. Ты так за него хватался только что... Я же не знаю, что ты за придурок... - Я же тебя из-под пуль вытащил, дурочка! И тащу на себе, чтобы тебя и свои, и наши в пыль не разнесли на рассвете! - Кто бережет себя сам - того бережет Бог. Кажется так вы, русские, говорите? - Капитан тихо выругался, вкладывая пистолет в кобуру и застёгивая её. - Эй, эй! Полегче при даме! У нас служил на курсах медсестер фельдшер-фольксдойче. Он так же ругался, поэтому я немного понимаю.
Капитан снова ухватил девушку и другой рукой, легонько шлёпнув её по попе. - Когда ты меня опустишь, я съезжу тебе по морде, - пообещала девушка.
Капитан улыбнулся и так разбитой чумазой мордой.
***
Командир полка и офицеры штаба
рассматривали карты из девушкиного портфеля, расстеленные на столе. - Н-да... -
сказал командир. - Не суждено было этим планам осуществиться. Но всё равно
молодец! - поднял он глаза на капитана. - Я-то что... Это она. Сама отдала.
Сказала, её дядя-бригаденфюрер держал портфель в сейфе, чтобы переметнуться с
ним к союзникам. Раз уж не удалось кокнуть бесноватого фюрера. Она не понимала
значения этих документов, но прихватила их, когда бежала от бомбёжек. А дядя
где-то пропал. - А она тоже из СС? - Ефрейтор... Но не СС, а СА. Это скорее
полувоенная организация. - А форма похожа... Тоже чёрная. - Форма
Берлинско-Бранденбургской группы СА чёрная. Гессенская, Хохландская и Судетская
группы СА носят, например, голубую форму. - Ты нам Лазаря не пой! - сказал
особист. Наш доморощенный бесноватый фюрер, - подумал капитан. - С первой
возможностью - в особый отдел штаба бригады! А вообще, по законам военного
времени... - Майор! - оборвал его командир полка. - Она девчонка! Ей едва
семнадцать! - Под Берлином пятнадцатилетние в нас стреляли!В тебя выстрелишь... - подумал капитан. - Всю войну в своём особом отделе просидел. А вся грудь в орденах.
Голова у него закружилась, и он присел на стул. Офицеры штаба продолжали рассматривать карты, а командир подошёл, положил ему руку на погон и сказал: шёл бы ты лучше в лазарет, к своей красавице. Как она, кстати? - Лёгкая контузия. И разрыв связок, похоже, врач сказал. Я же, наверное, и разорвал, когда вывих вправлял. Так дёрнул, что она сознание потеряла. - Эх, ты!.. - улыбнулся полковник. - Девок за ноги дёргать разучился! - Не мудрено за четыре-то года... - А повариха наша?- прищурился полковник. Капитан не смутился.
В лазарете она лежала на походной койке с закрытыми глазами. Капитан сел на край. Она открыла глаза и слабо улыбнулась. - Ты живой, Иван? - Меня зовут Василий, - улыбнулся капитан. - А тебя? – Гретхен, - улыбнулась она в ответ. Капитан потрогал её ногу. - Больно? - Не очень... Мне понравилось, как ты меня нёс на плечах. Меня ещё никто не носил на плечах. - Она снова улыбнулась, но подняла руку и прикоснулась к голове, сморщившись. Капитан укрыл её одеялом до шеи и подоткнул одеяло потеплее. Потом снял с себя шинель и накрыл девушку сверху. Сыро всё-таки и холодно в палатке лазарета, - поспи... - сказал капитан. Она закрыла глаза и потёрлась нежной щёчкой о грубое сукно шинели. И уткнулась носиком в жёсткий погон с металлическими звёздочками. Капитан встал и пошёл к выходу.
Снаружи он столкнулся с полковником. Тот тихо сказал: ты вот что, капитан... Бери портфель и деваху... И дуй в штаб бригады. На моём виллисе. Пока этот патриот совсем не ёкнулся. Митингует - эсэсовка у нас в руках - а мы с ней цацкаемся!
Между нами и штабом, как ты знаешь, расположено подразделение союзников. Поедешь через них. Если девахе станет плохо, оставишь её у них в лазарете. Усёк? - Так точно, товарищ полковник! Усёк! - радостно отрапортовал капитан, взяв под козырёк фуражки, надетой на забинтованную голову. - До наступления - обратно! - Так точно, товарищ полковник!
- Гретхен! - тихо сказал капитан, наклонившись над койкой девушки. Она открыла глаза. - Вставай! Надень вот это... - капитан протягивал ей платье, позаимствованное у поварихи. - Размерчик побольше, конечно. Но что есть...
- А где моя форма? - спросила девушка, встав и проскальзывая в поварихино штатское платье. - Не нужна она тебе больше. Война кончилась...
***
Несмотря на радость победы,
особист бесновался: рапорт!.. Трибунал!.. Расстрел!Когда полковник подписывал наградной лист, где капитану причиталась Красная Звезда, тот сидел в полевой кутузке без ремня. Пока полк отмечал победу тройной порцией наркомовских, особист, никому не доверяя, сам повёз в бригаду свой\рапорт.
***
Часовой зашёл в палатку к
капитану, отдал ему честь и протянул ему портупею с кобурой на ремне. Капитан
взял портупею. Кобура была тяжёлой. Капитан надел портупею, застегнулся,
заправился и пошёл в штаб.Единственный помощник особиста, сержант его же службы, который вёз начальника в штаб бригады, докладывал командиру полка: на мину нарвались, товарищ полковник. Боялся, не довезу. Тяжёлая контузия. Оставил у союзников в лазарете. Донесение взрывом куда-то отбросило. - Хорошо, сами копыта не отбросили, - сказал полковник и пожал руку сержанту. Тот отдал честь: разрешите идти, товарищ полковник? - Идите!
Капитан едва не рассмеялся. Он вышел из штабной палатки, но опять сдержал смех. Сержант прошёл мимо с сидором (военный вещмешок) на плече, отдав честь. Капитан молча ответил. Сержант зашёл в ближайшую солдатскую палатку и оттуда вскоре раздался взрыв хохота. Капитан заглянул за полог. Сержант доставал из сидора квадратную бутылку с яркой наклейкой, банки с консервами и плитки шоколада. - Гостинцы от союзников! - Однополчане хлопали сержанта по обоим плечам и хохотали.
Капитан пошёл к штабной палатке. Войдя, отдал честь: Товарищ полковник! Капитан... - Представил тебя к майору, - сказал полковник и протянул капитану руку. - Садись.
Наливая по второй, полковник сказал: надеюсь, память ему отшибёт, когда оклемается...
***
Полк отправляли на родину, к месту
постоянной дислокации. Капитан - теперь майор, - попросился съездить за
особистом к союзникам. В надежде увидеть Гретхен. Врач союзников обнял майора за плечи и сказал: пойдём выпьем - всё расскажу. Я угощаю! - Майор по-английски не говорил. Врач говорил по-немецки. Предки приехали в Штаты из Австрии, объяснил он. Родины Гитлера! - рассмеялся американец.
Одна палатка у них была настоящим баром. Даже музыка играла. И парочки танцевали. Кавалеры и дамы в военной форме. Врач и майор сидели за барной стойкой и врач заказывал уже по третьему стаканчику за победу. - У вашего майора была тяжёлая контузия, и мы сразу предложили сержанту, который его притащил, отправить его в тыловой госпиталь. Сержант сразу же согласился. Ну, мы и отправили. У нас как раз транспорт шёл в Штаты... - Куда?!.. - Не волнуйся, к нам немало ваших попало, - поднял свой стаканчик врач. - Подлечим - вернутся. Если захотят... - улыбнулся он.
- У вас ещё девушка была, немка... Я привёз... Помнишь? - Гретхен? Как же, помню! Очень милая девчушка. Гражданская. Но за ней почти сразу приехали. Она здешняя, откуда-то из пригорода Берлина. Она позвонила из штаба своим. Забрал её высокий такой старик. Прямой как жердь. Выправка явно военная. Но был в гражданском. Война кончилась, приятель! - Бармен в форме капрала поставил перед ними ещё по стаканчику и подмигнул офицерам-союзникам: от Дяди Сэма!
***
Вернувшись в полк, майор доложил
ситуацию командиру, потом отправился к себе в палатку, отвинтил пробку от
фляжки - той самой, из которой он поил Гретхен, - и осушил до дна. И завалился
спать, не раздеваясь. - Товарищ майор!.. - кто-то тряс его за плечо. - Товарищ майор! К командиру!
Майор опустил ноги и, сидя на койке, потряс головой. Посыльный отдал честь и вышел. Майор встал, оправил гимнастёрку, надел фуражку и вышел следом.
- Товарищ полковник! Майор... - Вольно, вольно! - улыбнулся полковник и пожал майору руку. - Садись. Тут такое дело... Здесь остаются оккупационные войска. Создаются миссии связи. Союзников и наша. Нужны опытные офицеры. Желательно со знанием языка. Нас тоже запросили. Я рекомендовал тебя. Ты как? Дома ждут? Семью со временем сможешь привезти сюда. - Спасибо за доверие, товарищ полковник... - А что так неуверенно? - Да нет, ничего, всё в порядке. - Значит, отвечаю положительно? - Служу Советскому Союзу, куда бы ни назначили, товарищ полковник! - Вот это ответ офицера! А к семье можешь и сейчас съездить. Неделя отпуска! Плюс дорога. – Спасибо, не требуется, товарищ полковник! - Отпуск не требуется? Ну, ты даёшь! - Семьи не осталось, товарищ полковник! - Погибли?.. - Никак нет, товарищ полковник! Все живы! Но дочь уже взрослая, написала - замуж собирается. Жених вернулся с фронта. А жена в тылу нашла...
Полковник полез под ящик из-под патронов, который служил ему столом, и достал бутылку немецкого шнапса. - Трофей... - он разлил в алюминиевые кружки. Офицеры чокнулись ими и полковник сказал: с победой! Остальное приложится! - И снова налил.
- Да, кстати, - вспомнил полковник, когда они с майором ковыряли одной ложкой с союзниками закуску из одной банки. - Тут заезжал врач от союзников. Медикаментами с нашим поделился. Они тоже уходят. Оставил конверт со странным адресом: Капитану Василию. Это не ты, случайно? Да другого у нас и не было. Ты вроде с врачом союзников и имел дело...
Майор вскрыл конверт. Там был листок с адресом. - Ничего не понимаю, - сказал майор и протянул листок полковнику. - Тот прищурился, читая. - А что тут понимать? Съезди да узнай. Это в нашей зоне, - хитро улыбнулся полковник.
Майор тоже сообразил, что к чему. Начистив и нагладив парадную форму, он отправился на следующий день с визитом. Дверь аккуратного домика в пригороде Берлина открыла Гретхен. Она вытерла руки об передничек и бросилась на шею к вражескому офицеру. Под удивлёнными взглядами соседей.
***
Поскольку русский гость был в
полной форме с орденами, бригаденфюрер счёл уместным надеть свою форму и
кресты. Война кончилась - награды остались. Каждый служил своей родине, как
должно солдату... Даже Гретхен надела свою форму ефрейтора СА, на которой
красовалась маленькая медаль. Майор сохранил форму девушки и привёз. Отец
Гретхен вытащил из сундука и надел форму фельдфебеля первой мировой, на которой
красовался железный крест с дубовыми листьями. На вторую он по инвалидности не
попал. Отравление газами на Ипре... Но шнапс пил, как и подобает немецкому
фельдфебелю. Единственной штатской в этой семье была фрау Вильма - мама Гретхен. Зато какой штрудель она испекла!..
- Вторую войну проигрываем!.. - сетовал подвыпивший фельдфебель, закусывая советской тушёнкой из пайка майора. - Третью не начнём! Преступлением было и первые две затевать! - ответил бригаденфюрер, наливая всем немецкого шнапса. - Прозит, соудруг! С победой! Честные немцы были против наци! В том числе многие офицеры СС! Особенно нашего, 6-го Отдела Управления Имперской безопасности, СД - внешней разведки, где я служил под началом ещё Хайнца Йоста, а потом Вальтера Шелленберга, с которым начинал ещё в абвере... Союзники хотят их судить, но я уверен, что обоих оправдают... Конечно, среди нас были и такие, как обергруппенфюрер Райнхард Хайдрих, который и основал СД, но того чешские парашютисты, верные Германии, пристрелили ещё в 42-м... Жалко, меня тогда уже не было в Праге... Я бы этого палача повесил на пражской ратуше вверх ногами, как итальянцы своего дуче под мостом... Меня самого там чуть не расстреляло гестапо... Кстати, чехов тогда окружили, но они не сдались. Погибли, как герои...
Монокль выпал из глаза генерала и повис на его мундире, зацепившись шнурком за Рыцарский Крест. Генерал вставил монокль обратно, а второй глаз почему-то закрыл…
***
Это был вечер живой истории. Майор
воздержался тогда от обсуждения того, что в ней связано с его отечественными
фюрерами и обергруппенфюрерами, но подумал, что со временем постарается, чтобы
и этот раздел современной ему истории не исчез вместе с его поколением.- Геноссе бригаденфюрер! - качался, едва стоя на ногах, советский майор, отдавая генералу СС честь. - Герр майор! Штурмбаннфюрер! - таращился на него сквозь монокль генерал, пытаясь надеть на русского офицера немецкий Рыцарский Крест. Генерала подпирала фрау Вильма, а майора - ефрейтор Гретхен. Её отец-фельдфебель, твёрдо стоя по стойке смирно, приложив руку к каске со шпилем и скомандовал: Рухт! (Вольно).
* * *
Майор всё-таки взял отпуск, но
попросил разрешения провести его в Германии. Ехать в Союз было особо не к
кому... А здесь намечались полезные для офицера разведки связи. Старый
граф-генерал пригласил его в гости в своё поместье в Тюрингии. Вместе с
племянницей и всей семьёй брата, разумеется. Майор доложил командованию и
попросил разрешения, чтобы его дочь приехала, с женихом. Жениха не пустили, а дочь приехала. Уезжая, она спросила отца: а тебя не смущает, что она - моя ровесница? - Я только предложил ей помочь мне разгребать имперскую канцелярию, как бывшей её сотруднице...
Комментариев 0