ЛЕОНИ  ШАРЛОТТА

 

ЛЕОНИ  ШАРЛОТТА  

 
                 По  черепичным  крышам  Парижа  барабанил  мелкий  дождь,  разогнавший  с  мостовых  в  укрытия  всех бездомных  городских  котов.  И  даже  зеленщика,  обычно  с  7  часов  утра  зазывающего  к  своему  лотку  ранних прохожих,  в  это  время  не  было  ещё  видно  на  привычном  месте.  Однако,  несмотря  на  непогоду,  Николай Алексеевич Орлов, предварительно накинув макинтош и надев партикулярный котелок, отправился совершать свой  утренний  моцион,  без  неукоснительного  соблюдения  которого  князь  не  начинал  ни  единого  дня  в должности посла Российской империи во Франции.  То обстоятельство, что день был воскресным, решительно ничего  не  означало  для  заслуженного  ветерана  Крымской  войны,  который  не  привык  проводить  своего времени в праздности и лени.
                Едва  ступив  за  калитку  посольского  двора,  предупредительно  отворённую  перед  ним  привратником, Николай  Алексеевич  заметил  одиноко  стоящий  у  ограды,  ссутулившийся  под  дождём  женский  силуэт.  Когда фигура обернулась на скрип калитки, в ней, к некоторому удивлению Николая Алексеевича, обнаружилась, на вид довольно молодая и достаточно миловидная женщина, впрочем, судить о её возрасте и внешности мешала довольно  густая  вуаль,  да  и  князь  не  имел  в  привычках  своих  излишне  развитого  любопытства,  и  собирался продолжить  свою  запланированную  прогулку.    Мимолётное  удивление  Орлова  сменилось  замешательством, когда  женщина  ступила  шаг  по  панели  тротуара,  преграждая  дорогу  князю.  Впрочем,  замешательство  это длилось  недолго,  ибо  молодая  дама  сбивчивой  скороговоркой,  характерной  для  особ  с  расшатанными нервами  и  состоятельных  подопечных  пансионата  доктора  Кляйcнера,  чьи  трактаты  из  области  лечения истерических   болезней   стали   в   последнее   время   достаточно   популярными   среди   новомодных   светил врачевания          душ          человеческих,          обратилась          к          посланнику          с          такими          словами:
              -  Ваше  сиятельство,  я  прибыла  к  Вам  с  целью  предупредить  о  величайшем  потрясении,  ожидающем Вашу страну!..                    Князь  посмотрел  на  женщину  пристальнее,  но  вуаль  по-прежнему  скрывала  черты  её  лица.  Впрочем, ничего  угрожающего  в  поведении  дамы,  не  в  пример  её  заявлению,  он  не  заметил,  а  долг  службы  обязывал проявить  живейший  интерес  к  услышанному.  Поэтому  он  молча  кивнул,  давая  знак  женщине  продолжать.
             - Сударь, я прошу Вас не считать меня умалишённой, хотя сразу должна Вас предупредить, что приехала я прямиком из Женевской лечебницы, где провожу девять месяцев в году… Так вот… один молодой человек, из русских  революционеров,  поправляющих  там  здоровье,  сообщил  мне  в  доверительной  беседе  буквально следующее, что «большой удар будет нанесён в понедельник». Вы догадываетесь, что бы это могло значить?! Пустая  левая  глазница  под  повязкой  князя  –  память  об  осаде  Силистры  –  отчаянно  зачесалась,  как  бывало всякий раз в периоды крайнего возбуждения, и Николай Алексеевич промолвил:
           -  Насколько  я  могу  судить,  речь  идёт  о  жизни  Государя  Императора.  Точнее,  об  очередном  покушении, приготавливаемом   кучкой    нигилистов,    именующих    себя    «Народной    Волей»,    самозванством    своим претендующих на представительство истинной воли народа российского?..
          - Именно так, сударь! И поэтому я прошу Вас незамедлительно известить об этом министра иностранных дел…
          Князь  задумался.  Дело  принимало  нешуточный  оборот.  Но  как  подать  эту  информацию,  как  убедить самого себя, а потом уж и министра в её достоверности?
         - Ээ... мадам… Вы продрогли под дождём, верно, ожидая моего появления. Позвольте препроводить Вас для  подробнейшей  беседы…  в  апартамент  посольства…  -  Орлов  был  уверен,  что  его  мысли  не  отражаются сейчас  на  лице.  Но  незнакомка,  видимо,  обладала  каким-то  сверхъестественным  чутьём,  ибо  ответила  с прямотой, которой никак не ожидал от неё старый дипломат Орлов:
          -  Я  мадемуазель.  В  наше  время  и  в  этой  стране,  девушке  свободных  взглядов  тяжело  решиться  навеки обречь себя тяготам супружеской жизни. Пожалуй, мне стоит отклонить Ваше приглашение посетить апартамент в  Российском  посольстве  из-за  двусмысленности  такого  визита,  да  и  мне  желательно  было  бы  сохранить инкогнито, что будет невозможным в виду вашей прислуги, среди которой, я уверена, присутствуют соглядатаи наших недругов.
         - Но при сохранении инкогнито, мы с Вами, мадемуазель, должны придумать легенду, по которой получили
столь  важную  информацию.  Всё  это  представляется  мне  очень  подозрительным,  а  тем  паче,  покажется
таковым канцлеру Горчакову.
        - О, Александр Михайлович! – оживлённо вскричала барышня.
       -  Простите, Вы знакомы с князем Горчаковым?
       - О, нет, конечно же, нет! Впрочем, я так много слышала и читала о нём! Это же последний из оставшихся в живых однокурсников самого… - здесь дама осеклась, как будто сболтнула лишнего.
       - Мадемуазель, Вы меня интригуете!.. – Николай Алексеевич, незаметно для самого себя оказался охвачен лихорадочным оживлением таинственной собеседницы.
      - Ваше сиятельство! У меня есть имя, и, узнав его, Вы будете крайне удивлены. Однако же, я не хотела бы называть его вслух. И дело отнюдь только не в том, что у стен есть уши, а нашу беседу может подслушать Ваш швейцар,  что  стоит  сейчас  за  воротами  посольства.  Я  не  хочу  называть  вслух  своего  имени  и  титула,  ибо… стыжусь их!..
       - Вот как, сударыня?..
       -  Позвольте  мне  продолжить,  и  постарайтесь  не  перебивать,  сколь  странным  Вам  ни  показался  бы  мой рассказ.  
       - Мой отец, барон ***, чьё имя я воздержусь называть, но о котором Вы всенепременно догадаетесь через несколько минут,  уроженец Эльзаса, бывший в недавнем прошлом мэром города Сульц и Сенатором Франции, потерял положение вместе с падением императора Луи Наполеона, вслед за которым Эльзас был оккупирован Пруссией.  В  молодости  отец  служил  в  русской  гвардии.  Служба  кавалергарда  была  далека  от  полей  битв,  но близка  к  придворному  закулисью.  Отец  был  повесой  и  снискал  себе  дурную  славу  ловкого  авантюриста, искусного  ловеласа,  умеющего  произвести,  впрочем,  благоприятное  впечатление,  как  на  дамскую  половину салонов,  так  и  на  мужчин  своего  окружения.  Да,  да,  именно  одной  предосудительной  связи  он  был  обязан своим   подозрительным   усыновлением   с   присвоением   ему   баронского   титула.   По   крайней   мере,   так утверждают недоброжелательные языки, коих в России, как и во Франции теперь  большинство… Тем не менее, очередная интрига, на сей раз с сестрой своей молодой супруги, положила конец блестящей карьере офицера-кавалергарда, ибо привела к дуэли, в которой отец, к сожалению, вышел победителем. Я не стану вдаваться в подробности  инцидента,  но  после  него  отцу  пришлось  покинуть  Россию.  Вместе  с  ним  удалилась  и  моя  мать, которая,  до  конца  своих  дней  публично  и  в  переписках  пыталась  защитить,  найти  оправдание  поступку (безусловно,  гадкому  поступку)  отца,  и  не  упускала  случая  упрекнуть  свою  сестру,  чей  муж  так  неосторожно погиб на дуэли с её собственным супругом. Прожила мать ещё недолго – всего семь лет, однако успела родить отцу  трёх  дочерей  и  сына.  Последние  роды  её  и  убили.  Так  что,  когда  я  в  сердцах,  в  ссоре,  назвала  отца однажды  убийцей  –  то  имела  в  виду  не  только  случай  на  дуэли,  но  и  раннюю  смерть  моей  маменьки.  Отец слишком  страстно  желал  иметь  наследника  мужского  пола…  Впоследствии  мой  отец  сумел  сделать  блестящую карьеру  в  кабинете  Луи  Наполеона  Бонапарта,  и  даже  был  отправлен  с  дипломатическим  поручением  к Российскому  Императору.  Тот  смог  принять  его  лишь  как  частное  лицо,  ибо  отец  официально  оставался осуждённым  и  разжалованным  преступником.  Впрочем,  это  не  помешало  провести  встречу  и  в  дальнейшем считать результаты переговоров крайне успешными для обеих сторон. Нас же воспитывали няньки, и делали это бессистемно. Впрочем, изобилие свободного времени я употребляла для самостоятельного изучения русского языка, а в частности, поэзии. В основном же посвятила себя памяти убитого  роковым выстрелом моего отца поэта…
           -  Итак,  мадемуазель,  я  догадался,  кто  Ваш  отец,  и  тоже  не  стану  называть  его  имени  вслух,  дабы  не доставить  удовольствия  швейцару,  стоящему  за  воротами  и  пытающемуся  подслушать  нашу  беседу.  Замечу лишь,  что  Ваш  отец  уже  оказывал  нам  неоценимые  «информационные»  услуги,  о  чём  надлежащим  образом извещён…   кхм…   товарищ   и   однокашник   по   Царскосельскому   Лицею   убиенного   Вашим   отцом   поэта…
          - …Канцлер России Горчаков. – закончила фразу Николая Алексеевича незнакомка.
         -  Именно!  Поэтому,  если  Ваше  донесение  будет  подкреплено  доброчестным  именем  Вашего  папеньки…
         -  Да  Вы  издеваетесь  надо  мной,  сударь!  –  взвилась  дама,  -  мой  отец  не  имеет  и  никогда  не  имел доброчестного имени!               Князь Орлов невозмутимо продолжал:
         -  Только  указав  на  столь  беспристрастный  источник,  который  сложно  уличить  в  слепой  симпатии  к Российской  Империи  и  к  нашему  Государю,  можно  внушить  Горчакову  мысль  о  чрезвычайной  срочности  и крайней   важности   предоставленной   Вами   информации…   Итак,   женевские   нигилисты   утверждают,   что «большой      удар      будет      нанесён      в      понедельник».      Вы      ничего      не      перепутали,      мадемуазель?  
       - Нет, этого не может быть. Данные вполне достоверны.
       - В таком случае, позвольте откланяться, соответствующую депешу Горчаков получит сегодня же телеграфом.  
Дама  присела  в  старомодном  книксене,  бывшем  в  употреблении  на  петербургских  балах  ещё  задолго  до  её рождения, и быстро удалилась, скрывшись за дождливой пеленой в конце улицы.  
 
                                                                                                ***
       - Kameraden! Позвольте огласить заседание Центральной ячейки нашей Партии открытым.  
      -  Хорошенькое  дельце,  геноссе  Брут!  Открытое  заседание  в  закрытой лечебнице,  да  ещё  и  с  погружением ног в целительные воды Женевского озера…
      - Камерад Сухоцкий! Оставьте своё фиглярство! Благодаря Вашей несдержанности, с которой Вы вступаете в  политические  диспуты  с  врачебным  персоналом,  нас  уже  едва  не  разоблачили.  Не  забывайте,  что  все  мы здесь   играем   роль   умалишённых,   поскольку   проводить   встречи   в   другой   обстановке,   не   опасаясь провокаторов, для нас было бы затруднительно. И останемся «сумасшедшими» до той поры, пока в партийной кассе есть средства для оплаты нашего здесь комфортного пребывания.
        Молодой   человек,   к   которому   обращался   председательствующий,   хотел   было   возразить,   но   тяжело закашлялся.  Когда  приступ  прошёл,  он  отнял  от  губ батистовый  платочек,  на  котором  медленно  расплывалось ярко-багряное    пятно.    Но    на    его    бледном    лице    всё    ещё    блуждала    тень    невротической    улыбки.  
        -  Итак,  механизм  запущен.  Неумолимая  машина  террора  уже  завтра  сметёт  с  лица  земли  прогнившую тиранию,  и  мы  все  готовы  пожертвовать  своими  жизнями  во  имя  Всеобщей  Аннигиляции  и  во  благо угнетаемых  народов  мира!  Наша  ячейка,  разработавшая  в  деталях  и  направившая  Большой  Удар  в  самое сердце Тюрьмы Народов, совершила важное дело, которое прославит наши имена среди потомков… Но я хочу предостеречь  Вас,  -  посмотрев  в  сторону  Сухоцкого,  продолжил  председатель,  -  о  строжайшем  соблюдении конспирации,  без  которой  невозможен  успех  наших  благородных  начинаний.  А  Вас,  Сухоцкий,  я  хотел  бы спросить: кто та молодая особа, в обществе которой Вас неоднократно видели во время водных процедур?
        - Ах, эта?.. Позвольте мне, как человеку чести, не отвечать на Ваш вопрос, геноссе Брут.
        - Вы забываетесь, камрад! Именем партии, я освобождаю Вас от мнимых требований буржуазной морали, и приказываю раскрыть её имя, ибо своим легкомысленным поведением Вы ставите под угрозу общий успех нашего предприятия!
        На       чахоточных       скулах       Сухоцкого       заиграл       нездоровый       румянец,       он       опустил       голову…
        - Леони Шарлотта Гончарова, баронесса Геккерн д’Антес, наш верный товарищ…  
        - Неужели дочь того самого?.. – на сей раз пришёл черёд Брута удивляться.
        - Да, его младшая дочь…  
        - Но я надеюсь, Вам хватило ума не посвящать её в планы партии?
        - Увы…
        Брут резко повернулся к Сухоцкому и наотмашь ударил его по лицу.
        -  Мрразь!..  Вы  будете  преданы  партийному  суду.  Надеюсь,  у  членов  ячейки  не  будет  двух  мнений  насчёт приговора?   В   исполнение   привести   незамедлительно…   «погружением   с   головой   в   целительные   воды Женевского озера»… Засим, прошу считать заседание закрытым. Большой Удар переносится… на сегодня. Я на телеграф! Двое со мной!
 
                                                                                                       ***
       «Барон  Геккерн-д’Антес  сообщает  сведение,  полученное  им  из  Женевы,  как  он  полагает,  из  верного источника:    женевские    нигилисты    утверждают,    что    большой    удар    будет    нанесён    в    понедельник».
       Князь  Горчаков  получил  это  донесение  слишком  поздно.  Император  Александр  II  скончался  в  Зимнем дворце,  в  воскресение  1  (13)  марта  1881  года,  в  3  часа  35  минут  пополудни,  вследствие  смертельного ранения, полученного на набережной Екатерининского канала, — от взрыва бомбы (второй в ходе покушения), брошенной  под  его  ноги  народовольцем  Игнатием  Гриневицким.  Погиб  в  тот  день,  когда  был  намерен одобрить конституционный проект князя Лорис-Меликова. В память о трагедии на месте теракта был возведён величественный Храм Спаса на Крови. Для облегчения строительства Храма через канал был перекинут мост, который в дни триумфа победившего нигилизма носил имя … Игнатия

Гриневицкого!..
       Леони-Шарлотта,  младшая  дочь  Жоржа  Дантеса  и  Екатерины  Гончаровой,  прожила  ещё  7  лет  после описанных выше событий, и умерла в психиатрической лечебнице, так и не выйдя замуж.
      Сам  Жорж  Дантес,  барон  Геккерн,  пережил  Леони-Шарлотту  на  те  же  7  лет  и  умер  в  1895  году,  в оккупированном Германией Эльзасе, в городе Сульц, градоначальником которого некогда состоял.
 
 
 

ТИБЕРИЙ

           Тиберий Бараний Лоб умостился поудобнее за большим валуном    на    вершине    холма    и    стал    наблюдать    за происходящим внизу. Там, в долине, где размещался римский лагерь, под звуки труб и грубые окрики центурионов сейчас происходило   построение   V   Македонского  Легиона.   После почти  двухвекового  господства  в  Дакии,  Рим  покидал  эти земли.  Войска  понадобились  в  другом  месте,  а  постоянные
набеги   кочевников   извне   Империи   делали   содержание Легиона  в  Дакии  весьма  невыгодным  предприятием  для Цезаря Аврелиана.
         Десять  лет  назад  Тиберий  попал  сюда,  на  задворки Империи, во времена, когда Рим жадно требовал притока всё новой  и  новой  крови  в  свои  провинции,  население  которых практически  в  одночасье  стало  отказывать  завоевателям  в рабской  покорности.  Впрочем,  жаловаться  грех,  все  десять лет службы прошли у Тиберия в относительном спокойствии. В   относительном   –   по   сравнению   с   непрекращающимися
волнениями плебса в Столице Мира, давно уже погрязшей во грехе и пороке.
         Тиберий  не  был  урождённым  римлянином.  Городская блудница,   подарившая   ему   жизнь,   была   мало   озабочена воспитанием сына. Кто был его отцом, Тиберий не знал. Уже с пяти  лет,  подворовывая  на  городских  рынках  и  людных площадях, он сам добывал себе пропитание. Не раз и не два он бывал  схвачен стражниками на месте преступления и бит палками,  но  в  последний  раз  его  подвергли  не  телесному наказанию,  а  заключению  под  стражу  в  сыром  и  тёмном каземате.  Вместе  с  двумя  десятками  подобных  же  мелких воришек, в основном молодых и физически крепких, Тиберий провёл  в  тюрьме  около  месяца.  Это  время  он  вспоминал теперь без особого удовольствия, но с благодарностью за то, что это был первый месяц в его жизни, когда не приходилось ежедневно думать о том, чтобы добывать себе пищу. Вопреки всем  ожиданиям  и  слухам  о  том,  что  узников  собираются определить    на    римские    галеры,    несколько    крупных сухопутных   поражений   Империи   привели   к   тому,   что Тиберий, в конце концов, пополнил собою ряды пехотинцев V Легиона,  размещённого  в  лесной  и  гористой  стране  Дакии.  
       То  были  времена, ценились в войсках выше сословного происхождения. Поэтому,  любой  солдат,  проявивший  отвагу  на  поле  битвы, мог  запросто  стать  деканом,  опцием  или  даже  центурионом. Но,  с  другой  стороны,  дисциплина  в  войсках  неуклонно падала.   Всё   время,   свободное   от   войны   и   физических упражнений,  солдаты  посвящали  общению,  так  сказать,  с местным населением, особенно, с женской его частью. Своих мужчин у даков почти не осталось. Старшее поколение было  сплошь  истреблено  во  время  завоевания,  а  из  последующих
формировались    легионы    в    других    провинциях.    Лишь небольшой    части    дакийских    мужчин    дозволено    было остаться на своих землях, в основном для занятия тяжёлым сельским   трудом,   снабжения   римских   войск   провиантом.  
       Тиберий свёл знакомство с одним из молодых варваров - дакийцев. Эти, почти приятельские отношения были выгодны для  обеих  сторон.  Тиберий  покровительствовал  варвару  и его   семье,   не   позволяя   другим   солдатам   разорять   его небогатое   хозяйство.   Взамен   легионеру   было   позволено отбирать для себя из общей корзины лучшие плоды, какие не всегда       попадали       на       стол       даже      центурионам.  
       Но не в этом была главная причина интереса Тиберия к жизни варварского племени.
       Дакиец часто появлялся в лагере в сопровождении своей сестры  по  имени  Венета,  помогавшей  ему  управляться  с тягловой       упряжью.       Однажды       Тиберий       поддался непреодолимому  желанию,  и,  настигнув  Венету  в  миле  от лагеря, грубо овладел ею в буковой роще. Как ни странно, их встречи продолжились, но уже по взаимному согласию. Так у Тиберия      появилась      в      дакийской      деревне      жена.  Подобно  Тиберию  поступали  многие  солдаты  Рима,  и,  хотя императорского  запрета  на  обзаведение  семьями  во  время
службы,  никто  не  отменял,  но  его  соблюдение  попросту некому было контролировать.        Венета была настоящей дикаркой, впрочем, она довольно быстро  обучилась  нескольким  простым  фразам  на  латыни, которых вполне хватало для их общения. Ничего не могла она поделать только со своим ужасающим акцентом. Тиберия она называла на свой лад – «Тибериу Романеску»…
        О  да,  Тиберий  Римлянин!  При  этой  мысли  Бараний  Лоб ухмыльнулся.  «Да,  лишь  для  варваров  он  был  римлянином.  Для  римлян  же  он  –  всего  лишь  Бараний  Лоб, презренный плебей…
        Увлёкшись  своими  размышлениями,  Тиберий  не  успел заметить, когда последняя из центурий легиона, сверкнув на заходящем   солнце   панцирями   и   щитами,   скрылась   за холмами.  Выглянув  из  своего  убежища,  Тиберий  убедился, что  лагерь,  ещё  совсем  недавно  переполненный  бряцанием оружия и командными окриками десятников, лежал в долине, совершенно   покинутый   своими   недавними   обитателями.
       Что же он делает здесь, на поросшем кустарником холме, почему не отправился вслед за отступающими войсками – за Дунай?  
       Всё  дело  в  том,  что  совсем  недавно  Венета  родила  ему сына.  Тиберия  младшего.  Тибериу  Романеску.  Вся  деревня называла  его  именно  так.  И  какое-то,  доселе  неведомое чувство  удержало  Тиберия,  заставило  бросить  службу  и забыть о повиновении командиру. Он просто не мог оставить здесь     часть     себя     и     уйти     вместе     с     легионом.. Однажды,  от  пленного  перса,  Тиберий  слышал  что-то  о переселении душ. Тогда он ничего из услышанного не понял, не  был  уверен  в  этом  и  сейчас,  но  чувствовал  какую-то незримую  связь  между  собой  и  этим  младенцем…  Конечно, его  воспитает  деревня.  Тиберий  не  имел  ни  времени,  ни желания  возиться  с  детьми.  И  –  да,  скорее  всего,  из  него вырастет такой же варвар, как и остальные. Но в его жилах будет   течь   кровь   римского   воина…   И,   возможно,   в   нём поселится частичка души легионера…
        Быстро темнело, и Тиберий, наконец, решился выйти из своего   убежища.   Он   смутно   понимал,   что   будет   делать дальше,      один      в      чужой      и      варварской      стране.  Спустившись в брошенный лагерь, Тиберий решил обойти его территорию в поисках оставленного в спешных сборах добра.
         В  густых  сумерках  он  вдруг  заметил,  что  был  здесь  не один.  Какие-то  тени  обступили  его  со  всех  сторон.  Они безмолвно    приближались,    и,    наконец,    Тиберий    узнал силуэты нескольких жителей деревни, среди которых был и брат  его  жены  Венеты.   Бараний  Лоб  двинулся,  было  к  ним, однако  крестьяне  не  проявляли  никакого  дружелюбия,  и  их лица  не  выражали  привычной  рабской  покорности,  во  все времена присущей завоёванным племенам.
         Слишком  поздно  Тиберий  понял  свою  ошибку.  Сильные варварские   руки   схватили   его,  не   давая   пошевелиться. Между   тем,   брат   Венеты   отделился   от   толпы   мужчин, подошёл  к  Тиберию  и  посмотрел  ему  в  глаза.  Взгляд  его  не предвещал для задержанного ничего хорошего. Варвар занёс над  головой  римского  дезертира  короткий  меч  и  зловеще произнёс:
        -    Ваше    время    закончилось,    Тибериу    Романеску. Придётся отвечать за всё!  
 
                                             * * *
        Когда Тибериу Романеску открыл глаза, перед ним стоял старый   профессор   истории,   известный   среди   студентов Бухарестского    Государственного    своей    требовательной строгостью.
        -  Ваше  время  на  подготовку  истекло.  Пора  отвечать, Тибериу Романеску. Какой у Вас билет?
        Тибериу не сразу понял, кто он такой, и что происходит вокруг   него.   Образы   и   лица,   встреченные   в   покинутом римском лагере, до сих пор роились в его голове. В руке же был    бездумно    скомканный    клочок    бумаги,    развернув который, студент машинально прочёл вслух :
        «271   год.   Оставление   римскими   войсками   Дакии   и этногенезис румынского народа»
        На     минуту     замешкавшись,     Тибериу     решительно направился  к  кафедре. «Была  -  не  была.  Расскажу  ему  всё, что  видел!..  Вспомнить  бы  ещё,  что  там  говорил  пленный перс о переселении душ…»
 

  

ПРИНЦИП ВАЛИДОЛА

           Дело  было,  кажись,  году  в  2002-м.  Блин,  как  бегут годы. Десяточки – как не бывало…  Ну да ладно!
          В    том,    2002-м,    в    стране    проходили    очередные парламентские  выборы.  За  власть  боролись  две  основные партии. Назовём их (чтобы никому не было обидно), «Партия Овощей»  и  «Партия  Фруктов».  Тем  более,  после  выборов  обе реорганизовались   (судя   по   всему,  чтобы   предвыборные обещания не нужно было исполнять – мол, то были не МЫ, а МЫ за то не в ответе…)
         Ну, так вот, в те давние времена, когда был я на десяток лет  моложе,  и  работал  участковым  инспектором  городской милиции,   отправили   меня   в   день   выборов   дежурить   на избирательном участке.
         Модное  нынче  слово  «экзит-полл»  впервые  я  услышал именно  тогда  –  во  время  инструктажа, который  проводил  с нами   зам   начальника   городской   милиции   по   прозвищу Валидол.  
         Валидолом   его   прозвали   за   известную   фирменную привычку при любой нештатной ситуации закатывать к небу глаза и хвататься за сердце. Ну вот, Валидол нам и говорит, что   на   избирательных  участках   нам,   окромя   основных обязанностей  по  охране  общественного порядка,  вменяется ещё и мониторинг (тоже модное словечко) хода голосования. Включая  как  разведопрос  исподтишка  -  отдавшего  свои драгоценные   голоса   электората,   так   и   подслушивание избиркома  во  время  подсчёта  голосов.  О  чём  нужно  было регулярно докладывать штабисту. Тот сводил вместе цифры с  процентами  и,  как  в  детской  забаве,  «передавал  дальше». Это  и  было,  в  понятии  Валидола,  чистейшей  воды  экзит-поллом.
         Кроме  того,  Валидол  просветил  нас  о  том,  что  мы,  как орган государственной власти должны поддерживать партию власти (то бишь – на тот момент – Партию Овощей). Ибо, ежели придут  Фрукты  –  мигом  половину  милиции  посокращают,  и льготы отымут.
         - Но вы, упаси Господи, не подумайте, - продолжал он, закатив   глаза,   -   что   я   вам   указываю,   за   кого   нужно голосовать.  Это  личное  дело  каждого.  Но  конкретно  я  –  за Государство, то бишь, за Овощи!
         Ну   хорошо.   Стоим,   охраняем,   мониторим   народное волеизъявление.  
         Штабист, к которому стекалась информация с городских избирательных участков – Коля Секач - тот ещё тип, но мы вроде       дружили       (пили       вместе,       если       точнее).  Звоню  ему.  Докладываю:  На  участке  номер  такой-то  -  без чрезвычайных  происшествий.  60%  проголосовавших  отдали голоса  за  Фруктов,  30%  -  за  Овощей,  5%  не  поддержали  ни одной  партии,  а  одна  скандалистка  написала  в  бюллетене «Все вы воры!».
         После  дежурства  –  выходной.  Пошли  с  коллегами  на пивко. Делимся событиями избирательной ночи. Коля Секач – тут же. Рассказывает уже он:
         -  Несу  я  ваши  доклады  Валидолу.  У  того  на  связи  – генерал.  Тоже  ждёт  отчёта.  Говорю:  «По  предварительным сведениям,  полученным  с  избирательных  участков  города, лидирует     Партия     Фруктов,     набравшая     60%     голосов избирателей.    Партия    Овощей    –    набрала    всего    30%».  У Валидола округляются глаза, рука шарит под кителем, то ли  в  поисках заветной  таблетки,  то  ли  в надежде нащупать внезапно упавшее в пятки сердце.
         - Да ты что???!!! Как я с этим к генералу сунусь? Надо что-то  делать…  Сделай  же что-  нибууудь!!!  И  убери это!  Я от тебя такого рапорта не принимаю! Считай, что ты мне его не подавал!
         Озадаченный   Микола   вернулся   в   свой   кабинет   и призадумался…  Думал  долго,  где-то  минут  15.  После  чего взял   в   руки   калькулятор   и   пузырёк   с   корректором.
          Раз-два, и новый рапорт готов!
          Снова – кабинет Валидола. Колян кладёт перед ним на стол   лист   бумаги.   Лицо   начальника   расплывается   в широчайшей  улыбке.  «Овощи  –  60%,  Фрукты  –  30%».  Любовно разгладив  на  столе  рапорт,  Валидол  долго  не  мог  оторвать он него глаз.  
          - И как тебе это удалось?..
          -  Ох,  даже  не  спрашивайте,  товарищ  подполковник,- уставшим голосом отвечал штабист, пряча бесстыжие глаза.
         -  Хвалю!  Можешь  ведь,  когда  хочешь!!!  –  и,  собрав документы  в  папочку,  отправился  «на  ковёр»  к  генералу.
                                        

                               *   *   *
        Прошли   годы.   Решил   сейчас   воскресить   в   памяти курьёзные  случаи  из  жизни.  Прошу  заранее  простить  за сумбур  и  несуразности.  И  того,  и  другого  хватало  в  своё время…  
       Но сейчас – не об этом.
       Тогда  победила  Партия  Фруктов.  Через  несколько  лет  – снова   Овощей.   Правда,   уже   под   другим   названием,   но персоналии  те  же.  И  так  далее,  по  кругу…  Сулили  золотые горы  и  райскую  жизнь…  Но  с  тех  пор  минуло  10  лет,  а хождение          по          граблям          всё          продолжается…  Кто-то  хитрый,  вооружившись  корректором,  меняет  местами цифры,  а  мы  до  сих  пор  готовы  обманывать  самих  себя  …