Утром выбирающиеся из укрытий люди увидели, что весь лагерь накрыт туманом и дымом. Поэтому многие вернулись обратно и стали заделывать все щели в палатках.
Наконец доктор, «поддавливаемый» со всех сторон, «разбудил» Президента. - Тот встал и... поднял сразу столько шума, что проснулся весь лагерь. Усевшись на диван, выпучив ничего не понимающие глаза, он начал разносить всех и вся то вскакивая с дивана, то снова падая на него.
- Что происходит?! Где это я? - орал он. - Почему вы все в таком виде?..—Березкин, буквально, не давал никому раскрыть рта и засыпал, засыпал всех, Кто был сейчас рядом с ним, градом вопросов.

 

ЩЕДР САЛТЫКОВ - ВЛАДИМИР УРАМОВ

РОМАН ВЫСТАВЛЕН ПОЛНОСТЬЮ В СООБЩЕСТВЕ "МОЙ МИР" В ГРУППЕ "ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ":

- Приехали, братва, - послышалось с «Сибири».
- Следующая пристань - «Либерти» (свобода).
- Ха-ха-ха! - послышался смех то ли простуженных, то ли прокуренных голосов.
- Что это за авианосец? Как его зовут?
- Ха-ха-ха!
- Пассажиров берете?
Вновь потемнело - прошли место пожарища.
- Дядя Миша. На «Сибири» люди - произнес почему-то шепотом, Володя.
- Слышу, - спокойно, вглядываясь в темноту, произнес верзила.
- Пойдем, или как?
- Пошли.
Они подошли к месту сцепки двух барж и стали кричать, махая фонариками. Подошло несколько человек.
- Здорово, мужики. Откуда будете? - Не нашелся что-либо еще спросить дядя Миша.
- Покажись тот, кто мужика здесь нашел, - сразу перебил его кто-то.
- Мужики в деревне землю пашут, - добавил хриплый голос.
Раздался неприятный грубый смех.
- В вы кто такие? С чем вас едят? - спросили с «Сибири».
- Мы... команда этих барж, - ответил дядя Миша, напряженно о чем-то думая.
— А-а-а! Это, значит, вы свалили нашу «статую свободы»?
- Какую - такую статую? - не понял моряк.
- Ха-ха-ха! - Во гонит! - засмеялись по ту сторону сцепки.
Дядя Миша и Володя переглянулись.
- Кто такие, а? - спросил Володя.
- Не пойму я что-то. Странные какие-то, - ответил здоровяк.
Вдруг чей-то более «взрослый», низкий голос с «Сибири» спросил:
- У вас водовки нету случаем. Холодрыга!
- Найдем для хороших людей, - ответил парень.
- Пришли, если не жалко.
Володя сбегал к шлюпке. Борис Викторович еще спал. Взял канистру и вернулся обратно. Глотнули с дядей Мишей по чуть-чуть.
- На. Держите. Видите? - посветил Володя фонариком.
- Шевелись, фраерок. Холодно же, - донеслось чуть поодаль от «взрослого».
Канистра взлетела. Ее поймали и, тут же, на «Сибири» зазвучали радостные голоса.
- Дядя Миша. Кажись зэки? - спросил Володя.
- Вижу... Тоже люди... Пошли к себе.
Не успели они дойти до шлюпки, как услышали звуки соскоков на палубу «Москвы».
- К нам идут, - встревожился Володя.
- Встретим, если че! Не боись!
Встреча «двух миров» прошла нормально. Мирно. Оказалось, что «Сибирь» свалила сторожевую вышку одной из зон, густо разбросанных по округе. На вышке было шестеро зэков, которые оказались здесь, каждый по-своему. Охраны на ней уже не было. Сидели долго. Успели «познакомиться». Оказалось, что все они из разных отрядов и даже не были ранее знакомы. Из «разговоров» одного «рассекретили» - оказался «петухом». Бить не стали. Просто сказали «плыви» и, тот исчез в ночи. Вода и пламя добрались почти до будки, когда она и свалилась на палубу баржи.
Сидели, рассказывали, балагурили. Под спирт языки развязались у всех.

 

 

 Как цари в народ ходили.

 

 

ТЕМ , КТО ЕЩЁ ПОМНИТ , ЧТО КНИГА -  ЛУЧШИЙ ПОДАРОК , 
ОБЕЩАННОЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ РОМАНА - ВАМ .
ПРИЛЕЖНЫЙ ЧИТАТЕЛЬ ПОЛУЧИТ МАССУ НЕВЕРОЯТНЫХ ЭМОЦИЙ И
УНИКАЛЬНУЮ ВОЗМОЖНОСТЬ ПРОЧЕСТЬ РОМАН В РУКОПИСИ 
ЕЩЁ ДО ТОГО , КАК ЕГО УВИДЕЛ СВЕТ .
В ПУТЬ , МОЙ ЧИТАТЕЛЬ , ОЧАРУЙТЕСЬ МЕЛОДИКОЙ МОГУЧЕГО , РУССКОГО ЯЗЫКА , 
ИГРАЮЩЕГО ВСЕМИ КРАСКАМИ В УМЕЛЫХ РУКАХ ПИСАТЕЛЯ - ЩЕДРА САЛТЫКОВА — ВЛАДИМИРА УРАМОВА
P.S ТЕКСТ ВЫСТАВЛЯЕТСЯ С СОХРАНЕНИЕМ ОСОБЕННОСТЕЙ ОРИГИНАЛА РУКОПИСИ.

Глава VI

 

ЩЕДР САЛТЫКОВ — ВЛАДИМИР УРАМОВ

Как цари в народ ходили

Были б живы господа - слуги им всегда найдутся.
(от автора)

       Глава I

       Ранней осенью тысяча девятьсот девяносто девятого года личный самолет президента России Березкина Николая Николаевича, легко разбежавшись по взлетной полосе Токийского Международного Аэропорта, "Ханеда" взмыл вверх, поднялся над облаками и, лаская слух работой мощных двигателей, взял курс на Москву.
       Официальный визит Главы Российского Государства в Страну Восходящего Солнца, в преддверии Миллениума, завершился.
       Увиденное в Японии просто потрясло всех участников этой поездки, поэтому в обоих салонах огромного авиалайнера царило невообразимое оживление. Все пассажиры делились друг с другом своими впечатлениями, фотографиями, сувенирами. Казалось, что говорили все сразу, поэтому стоял такой гвалт, который не затихал ни на минуту.
       Все, это примерно сто пятьдесят человек: взрослые голоса вперемешку с детскими; мужские с женскими.

Я стихами раскрашу рассветы

И на солнце наклею сонет,

Потому что родился поэтом

И с рождения совести нет.

Крупным шрифтом прикольные строчки

Напишу на седых облаках.

Эти мокрые суперлисточки

Опадут и осядут в веках.

И умы и, конечно же, души

Я заполню неровной строкой

Всем канонам былым непослушной.

Потому что я ловкий такой.

И однажды проснусь знаменитым.

Но причина не в том что поэт.

Просто скромен и тих только с виду,

А по сути наглейший субъект.

Жизнь накрылась медным тазом?

Это в общем-то неплохо.

Медь по своему прекрасна.

И не нужно грустных вздохов.

Нужно таз поднять и двинуть

Хоть за пол цены, но быстро,

А не ныть и с горя киснуть

Под блестящим тазом чистым.

Если снова ты в пролёте 

И Фортуна смотрит попой,

Не пугайся, а напротив

Пролетай, но только чтобы

Снова так же не промазать

Спой Фортуне серенаду.

И она конечно сразу

Станет гидом тем что надо.

А когда сломался вовсе

И летишь с обрыва в пропасть,

Не сдавайся, а готовься!

Сохраняй покой и стойкость!

Направляй своё паденье

Не к камням, а  ближе к речке

Или дальше – к заведенью,

Где починят и излечат!

Признаёшься ты мне в нелюбви.

Мол тебе я совсем безразличен,

Лучше быть друг от друга вдали

И не видится более лично,

Да и писем друг другу не слать.

Повторяешь опять и опять,

Что все чувства былые остыли.

Ты уже целый час говоришь,

Что тебе я не нравлюсь нисколько.

Наша страсть – наваждение лишь.

Это было ошибкой и только.

Я стою и смущённо молчу.

Удивлённо смотрю и хочу

Как-то вспомнить, да кто ж ты такая.

Умрём конечно все однажды.

Но не хотелось бы так глупо

Как матерившийся бесстрашно

И от того лежащий трупом

С изящным ножиком в груди.

Не дожил дурень до седин.

Мы смертны. Да. Но не желаю

Я умирать от алкоголя

Себя по капле разливая,

Лишая разума и воли

И замерзать упав в овраг.

Мне не охота сдохнуть так.

Конечно жизнь не бесконечна.

Но не охота умирать

Вот так нелепо от беспечной

Привычки гадостью дышать

В себя вбирая едкий дым

Погибнуть так вот молодым.