Презентация адресована руководителям, педагогам, родителям, учащимся, специалистам, занимающихся проблемами школьного образования.
Представляю на ваш суд очередной труд, теперь уже постоянного, автора нашего журнала Татьяны Кузнецовой:
ДЕТСТВО БОСОНОГОЕ МОЁ,,,
Росла я в частном секторе на тихой улочке с палисадниками и фруктовыми деревьями. И вот так мне в жизни повезло, что из детей моего возраста на нашей улице были одни мальчишки. Да прям по два лба в каждом дворе! И я одна такая "звезда"...здрасьте вам... девочка! А куда деваться? Пришлось дружить с тем кто есть. Кукол у меня, понятное дело, не было... поскольку играться в "дочки-матери" со мной никто не соглашался. Зато был полный боекомплект из рогаток, пистолетов с пульками из проволоки и даже имелась такая хитрая трубочка из которой я плевалась горохом и пшеном. Плюнешь эдак со всей дури обидчику в глаз...и чувствуешь своё превосходство! Кайф не передаваемый! Впрочем обидеть меня было сложно, поскольку я всё одно найду и отомщу! Пацаны это быстро поняли и приняли меня в свою банду, как равную, единогласно и безоговорочно.
Играли мы в "казаки-разбойники"...разбивались на команды и по кустам...до ночи...вокруг квартала... Бегали... стреляли и брали в плен! Часов и сотовых телефонов мы в ту пору не имели, а посему времени не наблюдали. О том, что я припозднилась с гулянки я узнавала по фигуре с ремнём в руках. Быстро старалась прошмыгнуть в калитку мимо осерчавшего папеньки, так чтоб не достал и промахнулся, но не всегда удавалось...
Впрочем меня это мало напрягало....главнее была победа нашей команды!
Правда один раз мне здорово влетело.! Росло у нас на улице огромное дерево, на которое мы периодически залезали и сидели там по полдня, разглядывая, как в аэропорту приземляются самолёты. В тот день меня нарядили в новое белое капроновое платье, чтоб идти в гости и как-то некстати "братва" решила полезть на дерево... Ну что мне стоять внизу что ли? Решила пока родители соберутся, быстренько и я с ними. Увидела меня западлючая соседская тётка и побежала к моей матери с криками: "Тоня! Иди глянь! Там твоя девка на дереве, как белый флаг висит!!!" В гости меня в тот день не взяли, а впороли по первое число и поставили в угол...
А ещё мы играли в "фашистов". Все хотели быть "красноармейцами", а немцем никто категорически быть не соглашался. И тогда, посовещавщись решили, что "фашистом" будет тихий толстый мальчик Антон, который никогда с нами не играл, а молча возился со своими машинками в песке около своего дома. Молчаливый он был, потому что в свои четыре года ещё никак не разговаривал...родители замучились таскать его, по этому поводу, по врачам.
Залегли, как полагается по кустам и ну в него пульками палить и кричать, чтоб сдавался...а он на нас ноль внимания! Возится себе со своими машинками... Тогда притащили шавку в три дюйма ростом, возвели её в статус "немецкой овчарки" и натравили на пацанёнка! Эффект случился неожиданный! Пацан вытаращил глаза...подорвался с места и побежал, как робот, высоко и смешно поднимая коленки! А на бегу он во всё горло орал: "Ой, люди добрые! Ой помогите!!!" Оказалось, что он панически боялся собак... Родители его даже жаловаться на нас не пошли...рады были поди, что дитятко ихнее наконец-то заговорило!
Теперь детки так не развлекаются! Всё больше в платные секции ходят, да за компьютером сидят... Может потому и дохлые такие? На улице вечером редко кого увидишь...да и бабульки перестали на табуреточках возле дома сидеть...как-то все по норкам спрятались и сериалы смотрят... Грустно!
От редактора: вы легко сможете поделиться ссылкой на эту публикацию со своими друзьями на mail.ru, перейдя в нее через заголовок и нажав "волшебную кнопочку".
Евгений постоянный автор нашего журнала, так что в представлении, надеюсь, не нуждается.
(Автор просит извинения за то, что цитаты приведены по памяти, а следовательно, являются авторскими.)
Я люблю Цветаеву до истерики. Даже не знаю за что. Лирику свою она растеряла в двадцатые, проза, почти вся, меня раздражает. Разве что письма. Наверное, я люблю её за страдание, или я люблю в ней её страдание, её муку прорывающуюся в меня. Фотографии её вызывают у меня нервную дрожь, и я не держу их на видном месте, не храню в доме. Я бы всё время дрожал. Она разрешённая загадка. Где творец отделяется от творения? В ней - нигде. Она, забегая вперёд – умирает и, возвращаясь назад – живёт. Она – Сонечка Мармеладова эпохи смертного конца, и обе живы для меня осязательно, игнорируя факт литературы. И та, и другая великие русские юродивые. Так и в прозе, когда беготня и глумление вдруг унимаются, на свет проступает что-то истошно жалобное, просящее, как из «Бориса Годунова»: “Подайте юродивому копеечку!” – в слове о Бальмонте, в Кирилловнах...
Когда-то одна знакомая сказала: “Я не люблю своего имени-отчества, оно напоминаем мне Марьивановна...” – крылья носа её дрожали и она задыхалась. А я люблю! И её любил именно за это – “Марину Ивановну.”
Пожалуй, в моей жизни есть ещё два ли ца соизмеримых с этим именем. Одно из них только живое, не с какой фотографией несравнимо... Я всегда слеп, когда видел его, и оно – это лицо, спрашивало меня: “Почему ты так смотришь? Тебе плохо? Ты не любишь меня?” Нет, люблю, люблю! Но я ничего не вижу, я заворожён, ты Медуза Горгона наоборот, ты заставляешь зреть камни в жизнь.
Другое – Мерилин Монро. Мне говорят, что я не люблю кино, согласен; наверное. Не люблю, как не люблю вообще прах, принципиальный, неодушевлённый прах. Помню, как я плевался, поглядев фильм с её участием, п ока не обнаружил, что во мне поселилось её лицо, от которого никуда не деться, и не хочется этого – куда-нибудь деться. Это именно, да простит мне Марина Ивановна, живая жизнь. Жизнь явленная живьём, с ударением, живьём, с невозможностью одной просто жизни. Она прорывает киноленты, как будто прорвав экран, входит именно живой человек. Самый непостижимый волнующий факт кинематографа – существование там живой и лучезарной Мерилин, которой уже нет. Это кажется непереносимым.
Я никогда не хотел быть поэтом. Я всегда хотел стать врачом, внутри это называлось как-то по-другому – «освобождающий от смерти» или «дарующий вечность»... Но однажды в детстве я услышал по радио стихи, впрочем, которые не запомнил, и имя поэта, которое меня взволновало, и спросил у мамы – кто это. И она ответила: “Он писал стихи, которые все любили, но никто не понимал, от чего он мучался очень, и тогда он написал роман, думая, что уж это будет понятно всем. Но и его не поняли, а Пастернака затравили, и он умер, а после выяснилось, что был он поэтом от Бога”.
“Странно – подумал я, поэт от Бога... А почему не я?” И ещё, сразу после: “Я, всё-таки, умру…”.
А через какое-то время попал в больницу, в которой мог умереть, но выжил, и почему-то это связалось с тем, что я еврей, и я страшно мучился, то ли оттого, что чуть не умер, то ли оттого, что выжил, то ли оттого, что еврей, и когда мама пришла навестить, жаловался и плакал, а она утешала меня: “Ну и что, ты же всё равно поэт. Это одно и тоже…” .
Цветаева когда-то написала:
Гетто избранничеств – Рай и ров,
Пощады не жди!
В сём христианнейшем из миров
Поэты – жиды!
И ещё..., когда я уже выписался и не умирал, кто-то сказал у меня за спиной: “Это поэт от Бога!”.
Пастернак прочитал “Поэму Конца” и стал на грани безумия. Собственно, он всегда ходил по этой грани, соскакивая то в одну то в другую сторону. Тривиальное безумие пророка. Только теперь он стал много беспокойней, перечитывал сам, бегал по знакомым, заставлял читать их, да послал восторженное письмо Марине: “Вы великий поэт! Как странно, что я не знал Вас раньше...” и т.д. и т.п.
Новое творение от Татьяны Кузнецовой, известной в сети под ником Теплое Пузико:
Решил паучок паутинку сплести
За дело он взялся...часов так с шести
Позавтракал плотно вчерашнею мухой,
Которая ночью жужжала под ухом!
На собственной нити потом повисел
И вниз головою... на мир поглазел,
Он песню послушал, звучащую где-то
И вспомнил, что скоро уже "бабье лето"!
От ветки до ветки он сделал основу
И бегал по кругу он снова и снова...
К обеду устал! Посмотрел...и затих,
Присел на листок и подумал..."Я ПСИХ!"
Найдено на редакционном столе:
Снова ветер ломает планы,
Пузырем раздувает юбку,
Бесшабашный босой и пьяный
Переводит обиду в шутку;
Все бормочет свое, бормочет,
Засыпает на самом рассвете,
Пламя лета - на день короче,
Не гаси его, милый ветер…
Треплет гривы кустов на склоне,
Бойко рвет уголки косынки,
И, запутавшись в пышной кроне,
Рассыпает с укором шпильки;
Скоротает остаток ночи
Пестрой бабочкой на корсете;
Платье лета – на день короче,
Не помни его, милый ветер!!
Все уловки его известны:
Что-то шепчет нежно на ушко…
Сколько песен еще, интересно,
Пропоет над моей подушкой?
День насколько длиннее ночи -
Мне июнь обещал ответить;
Станет жизнь на любовь короче -
Ты подсказывай, милый ветер..
22 июня 2010 г.
Пахнет свежескошенной травой
На аллее городского парка,
За оградой - зелень и покой,
Вечер притомился. Жарко.
Жарко мыслям о тебе кружить
Хороводами хмельного лета,
Хочется в воде проточной смыть
Обрамленье пыльного багета;
Хочется на берегу лежать,
В облаках высматривать фигуры,
Стебельком травинки рисовать
Лето обнаженное с натуры;
Облака купаются в пруду,
Окунаясь белыми боками,
Я в июнь с тобою упаду
На закате новыми стихами…
24 июня 2010 г.
Недавно познакомился в сети еще с одной интереснейшей мастерицей и дизайнером аксессуаров - Соломией Линда. За один раз представить все ее работы, понравившиеся мне, не удастся, поэтому эксклюзивные дамские сумки предъявлю позже - в рубрике "Дизайн". А сегодня вот это:
Кулон для себя любимой (натуральный камень)
Для просмотра коллекции нажмите кнопку "Подробнее".
Постоянный автор нашего журнала Рита Ельцова решила порадовать нас двумя творениями с пылу - с жару. Они, видимо, навеяны обсуждением архитектурных достоинств молодых городов, в сообществе Для авторов, которые хотят видеть свои работы в широком доступе":
***
Рвануть на рубашке ворот,
С головой окунуться в ветер,
И на время покинуть город
Самый лучший, любимый на свете.
На рассвете подняться в горы,
Когда солнце край неба осветит,
Чтоб увидеть, как спит внизу город
Самый лучший, любимый на свете.
Рвануть на рубашке ворот,
Крикнуть громко и горы ответят.
«Я люблю тебя! Слышишь, мой город?»
Самый лучший, любимый на свете.
***
Над рекой развесился туман,
В белой пене тонут берега.
Город у подножия Саян.
Слева степь, а на восток – тайга.
Город небольшой, таких не счесть,
О которых пишут и поют.
Много городов на свете есть,
Где сейчас друзья мои живут.
Много. Ну, а этот всех милей.
Мое сердце здесь нашло приют.
Горы и могучий Енисей
Моим песням силы придают.
Ну что сказать? Горы и могучий Енисей, это, с моей точки зрения, совсем недурная замена каким-нибудь старинным руинам.
...Пока писал сопровождающий текст в сообществе обнаружилась еще целая россыпь. Ценители, наслаждайтесь:
***
Они не взглядами, а душами касались
И нервный бил озноб от откровенья.
Глаза в глаза. …И в этот миг казалось
Единым целым: вечность и мгновенье.
А души в невесомости парили,
Преодолев земное притяженье.
Глаза в глаза. Безмолвно говорили.
И это был не сон, не наважденье.
Доверие звучало в каждом взгляде,
В прикосновенье – бережность и нежность.
Случайность это или неизбежность?
Глаза в глаза. …И ничего не надо.
***
Или кубарем вниз, или ангелом в небо…
До вершины дойти, а потом выбирай.
Чей-то глупый каприз превращается в небыль.
В середине пути то ли ад, то ли рай.
Два, три слова связать, и готов парашют.
И падения нет, и парение в свет.
Только где бы их взять? Знает бестия-шут.
Он настроил кларнет на лукавый ответ.
В глубине темноты эхо глухо молчит.
И назад нет пути, хоть кричи, не кричи.
Но будильника звон разорвет этот сон.
Лишь бы силы найти, чтоб его завести…
***
Зависнуть в межсезонье,
Оставить суету
И колокольным звоном
Заполнить пустоту.
Прощанье, след замыло.
Молчанье - не ответ.
Любила? Не любила?
Простила, не забыла.
Что было – того нет.
До боли стисну зубы,
Сначала не начать.
Себя заставлю грубо
Отречься, промолчать.
И пусть грустят туманы.
Их светлая печаль
Похожа на вуаль
На незаживших ранах…
Октябрь 2003г
***
Внешне – вполне пристойно,
В глаза заглянуть – агония.
Вынуть бы душу, в огонь ее.
Да и зажить спокойно.
Взглядом отбить встречный,
Чтоб не заметил - корежит.
В мире ничто не вечно,
Значит, и боль тоже.
В мире ничто не вечно.
Вечность хранят храмы.
Время, конечно, лечит,
Но остаются шрамы.