Юлия Елина. Разночтения

Эпилепсия, ответ сильного мужчины дерзкой девочке

 

«Эпилепсия не щадит:

Выворачивает и корчит.

Так безумьем в глаза глядит -

Хуже лепры, чумы и порчи.

В день, когда ты совсем один,

(Страшно быть за рулём,в дороге)

Ты ей вовсе не господин -

Вздёрнет руки и скрутит ноги.

Расцарапанное лицо

Умываешь, даёшь просохнуть.

Приступ, сомкнутый как кольцо.

«Что ж ты, Господи, дай мне сдохнуть!

Хуже, мучаясь, ожидать

Новых скруток, как будто – схваток.

Дай дожить, не «доумирать»

Малый жизни моей остаток».

Эпилепсия ,как война.

В голове - полковой оркестр

Перемирие, белый флаг

И по-новой - атаки с места.

Ты почти ничего не ждёшь

Кроме приступа.Пьёшь таблетки,

Порошки и на них  живёшь» -

Как–то так, до свиданья, детка.

И спасибо за комплимент:

«Независимость - это круто».

Ты бы знала, какой концерт

Закатил мой оркестр

Утром.  

 

 

 

О солдате и его матери (Раушану Абдулину)

 

Телестудия. Микрофон включён. Полный зал.

Вышла женщина. Сжала руки, но встала прямо. 

О волнении говорили только глаза.

Мать солдатская. Потерявшая сына мама.

Здесь вручается премия. Здесь регламент, и говорить 

Нужно коротко. Всё рассчитано по минутам. 

Не о подвиге, а о том, как хотел он жить

Рассказала мать. Силы взять откуда

Чтобы так  - стоять, Так  - сказать? Потому, что сын,

По рассказам  его седеющих командиров,   

Уничтожил танк,  удержав высоту один.

Поэты, художники  и банкиры

Перестали елозить в креслах.Заслуги их 

Перед обществом - повод для дюжин «премий».

А у мальчика есть единственная. Других

Нет. Не будет больше. Без пояснений.

Просто помнить его, ушедшего налегке 

В мир надзвёздный навечно - Мальчика и Солдата;

Мать, сжимающую награду в тонкой руке;

Тишину, звенящую виновато.  

 

 

 

Пёс на цепи у дома на улице дачной...

 

Пёс на цепи у дома на улице дачной.

Хозяева наезжают кормить, да, увы, не часто.

Напротив жил кот - рыжая бестия, бог чердачный.

В желудке его всегда: то мышА, то «частик»

Консервы, сосиски, лягушки, кусочки сыра.

Что сам раздобудет, что соберёт по миру -

Маленькому мирку своего посёлка.

А пёс голодал и глазами врастал в просёлок,

Который виден из будки. Цепь недлиннА, да тяжесть

Становится с каждым днём её ощутима.

Пройдёт по двору кружок и обратно ляжет

Собака, которая думает, что любима.

Всё ждёт, не кормёжки, да что вы, такая мелочь…

А мордой устало ткнуться в ладонь хозяйке.

Но без еды, хоть плачь, нападает немочь

На стойкую смесь кровей дворняги и лайки.

Бог чердаков, князь заборов и попрошайка

Спустился вниз. На исходе второй недели

И в миску врага по крови, дворняги Лаки

Кусок пирога волок на двоих, чтоб ели.

Мне говорили : «Рай для людей, там тесно.

Мол, животным - «на радугу» и не пропустят дальше».

А я бы для этих двоих отмолила место

Вместо себя. За отсутствие зла и фальши.  

 

Стой, где стоишь...

(Первый визит в коррекционную группу детского сада, для детей с ДЦП)

 

Стой, где стоишь, не двигайся и замри. 

То, что ты видишь, ворочается внутри 

Комом у горла, камнем на сердце, крик

Врезается в память, но ты не стирай - смотри.

Да, это тоже дети, они малы.

Личики их улыбчивы и милы.

Но почему  слеза, будто от золы 

В глаза набегает, там  же и остаётся?

Вот и проверка: бьётся или не бьётся 

Сердце? Не воспарит и не улыбнётся.

Всё – отомри. Пойми, это - не игра.

Бог здесь невидимый ходит. Прямо с утра 

Гладит их головы, говорит: «Мне пора», - 

И удаляется править миры и долы. 

Чтоб поутру очутиться в этой юдоли

Снова. А твои горести – мишура,

Снятая  второпях с новогодней ёлки.

Не доставай её с дальней и пыльной полки,

Просто забудь ,что она когда-то была.

Если протянешь ладонь, за неё тотчас 

Ручка ухватится детская цепко-цепко. 

Проверка на Человечность. Твоя оценка 

Тройка с минусом, друг. Ты под прицелом

Детских, измученных болью душ, а не только глаз.

Невыносимо в груди болит.

А  ты не можешь внутри совместить два слова

Таких непохожих: «ребёнок» и «инвалид».   

И душа обретает другую совсем основу

Как канву. Вот и шей сам себе не спеша и молись.

Молись.  

 

 

А моя ли моя душа?

 

"Боженька, а душу ты мне вложил мою или чью-то?" - Славик,2 класс.

Эпиграф взят из книги М.Дымова "Дети пишут Богу".

 

«А моя ли моя душа?

Может быть, ошибкой

Ты вложил  внутрь меня, спеша

Как младенца в зыбку

Нет, не ту, «к лоскуту лоскут»,

А парчу царицы?

Душу тратят иль берегут?

У Твоей десницы

Не бывало случайных дел.

Уповаю всё же

Ты исполнил, как захотел, 

Всемогущий Боже.

И тонка же твоя парча -

Шёлк основы рвётся.

Ты прости мне, я сгоряча».

Бог в ответ смеётся: 

- Все вы, спрашивать мастерА,

Не даю без толку!

Тки сама, шей, пори и трать. 

На тебе - иголку».

 

 

 

Из нецветного...

 

Поживи здесь с моё, в этом маленьком выцветшем городке,

Где пешком из конца в конец только два часа.

Все пейзажи знакомы до боли моим глазам.

Тут мертвецки тихо и глухо, как в тупике.   

Только небо в две трети пейзажа меня хранит,

Обнимает и балует, меньшего не дано. 

Вот и радуюсь. «Нецветное  своё кино»

Бесконечно снимает  город, манИт магнит.

Да, магнит из какого-то сплава с других планет:

Возвращаются те, кто уехал, почти забыв

Как тут дышится, как тут пишется, полюбив,

Как тут плачется без любви, если силы нет.

Подыши здесь всей грудью день, если сможешь – два

И обратно езжай в столицу к делам своим.

Город дал всё, что смог и ты вволю напился им.

Здесь так холодно. Горло опухло и  еле цедит слова.

 

 ******

 

 

"Из сумки вылезают макароны

 И за стеной уборная  журчит.

Трагедия? О, если бы"(И.Бродский)

 

 

Забиты коммуналки наших душ

Унылыми и праздными жильцами.

Героями для маленьких трагедий,

Но чаще всё же фарса и бурлеска.

Вот Жадность, Чванство, Мелочность и Трусость

Совместно оттеснили Совесть к стенке.

Она зажата в угол, неподвижна.

Стоит и не рискует шевелиться.

А утром не подымется с кровати 

Делам предпочитая летаргию.

В иных, сокрытых богом, комнатушках

Расчёсывают волосы друг другу

Сплетая руки и врачуя сердце,

Любовь и Нежность, Верность и Надежда.

Мы, каждый, селим тех, кого взрастили

Внутри себя. Обсчитывая метры

Жилплощади с балконом и уборной,

В которой всё никак не перестанет

Журчать бачок  со сдвинутой прокладкой. 

А вызовешь сантехника, так снова  -

Журчит. И нет конца кухонным войнам.

 

 

 Московскому поэту Дмитрию Мельникову.

 

 

Так дочка треля проводит скальда за край деревни.

К холодным скалам, босая,  к ветрам залива.

Она за шагом шаг неуверенно тороплива.

Но он так  пел о любви героев из Саги древней.

Что отпустить его сердцем панически нежеланно.

Идёт и знает, что он уедет, и встреч не будет. 

Она смешная, рыжеволосая. Даже странно

За ним, как тень, не сказав ни слова. А ветер студит 

Её лицо, треплет волосы,  мучает край подола.

Но, позови он, пошла б во след по воде вдоль рифов 

Идёт незванной, безмолвна, и нет глагола 

Души движению вслед его уходящим рифмам.

Ну, вот и всё. Скальду – странно, рабыне – страшно. 

Я так бы прошла за Вами в ветра, к заливу.

Но, провожаю взглядом, а словом: «Viva

Vox docet», и бог с ним,  со днём вчерашним.

 

Viva Vox docet – живое слово обучает.

Трэль – раб в скандинавском средневековье

Скальд – странствующий поэт.

 

 Камню не больно, не холодно, не смешно

 

Камню не больно, не холодно, не смешно

И молчать не страшно, страшно - заговорить.

Рано не вставать, не петь, не смотреть в окно.

Ему некого ждать, некого укорить. 

 

Я не каменная, живая. Простишь ли мне,

Что всегда хотела под кожу твою, к душе?

Вот, стою, уже почти что окаменев,

Бок потрескался, обезвожен стал и замшел. 

 

Ничего особенно можно не различать. 

В твоём голосе бьётся  бронза, а может медь?

Как небрежно бросаешь снова: "учись молчать"

Равносильно приказу "медленно каменеть".  

 

 

 

Это небо бумажных птиц...

 

Это небо бумажных птиц. У него беда:

Птицы мокнут под снегом, падают в провода

Стареньких подстанций окраинных городов.

Ты готов ли к смерти? Ты к жизни-то не готов. 

Я хочу на плечи садящихся голубей.

Пусть  клюют с ладоней. Пусть небо поголубей,   

Погрубей, поглубже болит внутри.

Хочешь – нянчи боль, а не хочешь - рукой сотри.

Как стирают слёзы с родных и любимых щёк.

Больше ничего. Разве нужно что-то ещё?

Мокнет небо, мокнет или шуршит.

Для души оставляешь что-то? Хоть что–нибудь  для души…

 

 

 

 Караван

 

Караван идёт.

Собаки спрашивают: куда?

Люди слышат лай

Так за годом год

В верблюжьих горбах вода.

И тропа бела.

По чужим мирам

Пескам да снегам 

Оставлять следы. 

Никаким Дарам,   

Злату, жемчугам

Рад не будешь ты.

Кроме как вдыхать

Красоту и тишь -

Выдыхать слова. 

Ты ложишься спать

Всё не спишь, не спишь:

Близко Караван.  

 

Говори со мной...

 

Пусть мои слова омывают тебя водой

Родниковой, прозрачной, целебной, звонкой.

Говори со мной, со мной, не с моей бедой,

Словно я осталась прежней смешной девчонкой.

Голова горяча. Как прежде рука – тонка.

Первый альт колеблет плавно больные связки.

И они вибрируют тонко в запретный такт

Слов твоих, окутанных нежностью или лаской.

Говори со мной, ибо жизнь как всегда - права.

Ведь когда в изголовье трава и в ногах - трава,

Совсем ни к чему слова. Уже не нужны слова.