Злится грозный небосвод
На хорошего меня,
Жмёт к земле потоком вод,
В грязных помыслах виня

И пытается отмыть
Не совсем чумазый мозг.
Пусть бы он убавил прыть,
Пусть бы чем-нибудь помог.

Не спешил бы наказать
За фантазии мои.
Я планировал опять
Жизнь свою перекроить.

Не по нраву этот план
Строгим мокрым небесам.
И они открыли кран.
Лупят струи по глазам.

Лупят струи по душе,
За одну плохую мысль.
Я исправился уже
И прошу бескрайнее, мудрое небо:
- Ну, пожалуйста, не злись!

Смелее!
                   Нырни с головой
В озеро сладких грёз.
В сказку плыви за мной.
Правильный выбор прост.

Ворох сомнений прочь!
Нас унесёт поток
В мир, где сияет ночь
Над тишиной дорог.

Сердце укажет цель.
Разум создаст маршрут.
Как настоящий эльф,
Я беспредельно крут.

Я сберегу тебя
В этой вселенной снов.
Светом наш путь объят.
Он, как всегда, готов

Души к мечте вести
Сквозь лабиринт аллей.
Просто прочти мой стих
И засыпай скорей!

Дождь Это Желание Снега.
А Снег Это Желание Дождя.
Сергей Казанцев.

?!Да что такое говорите!? !Боже!
Нет конечно Лиза !Успокойтесь!
Лучше вы пока закройте дверцу
на замочек
На крючочек что похоже...

Про судьбу и одиночество

Воркуют сизари на крыше
один куплет из старой песни,
что лепестками майской вишни
снежинки белые воскресли.

За золотую жилу овод
блестящий одуванчик примет,
и для тоски найдётся повод,
когда твоё услышу имя.

Былое и во сне догонит,
и память никуда не дену,
а месяц уронил с ладони
все звёзды в облачную пену.

Останется в листочке смятом,
что сами наспех растоптали...
в саду негаснущим закатом
пылают красные тюльпаны.

Валерий Мазманян

Ах, вы, дикие волки позорные,
Что ж вы воете так на меня?
Обожаю я звуки спокойные.
Не способна понять и принять

Вашу грубую песню унылую,
Ваш жестокий и яростный крик.
Мчится туча ко мне чернокрылая.
Я за тучей укрою свой лик.

Надоела мне эта мелодия.
Депрессивный концерт надоел.
Вы - на древние стаи пародия.
Громкий шум при отсутствии дел.

Не достойны вы звания хищников.
Превращайтесь обратно в людей!
На земле, на священной, кладбищенской,
Не положено шавкам галдеть.

А я выйду в чисто поле,
Разбегусь и полечу.
Я свободен, я на воле
И не страшно мне ничуть.

Не боюсь упасть, разбиться
И не встать уже с земли.
Словно шустрая синица,
Лёгок, хрупок, невелик,

Но душой своей крылатой
Покорю простор небес.
Свежий ветер ароматный
Без труда поднимет вес,

Понесёт меня над лесом,
Над холмами, над рекой.
Мой полёт безумно весел
С дельтапланом за спиной.

И с инструктором и для взлёта там специальная техника, но всё равно круто.
Стоит и правда как-нибудь полетать.

Грустно ироническое о самовосприятии одного
 Хорошего, в общем-то, человека.

Он рождён в огороде капустой
И немного похож на рояль.
Свято место в желудке, но пусто
И прошедшего тапочка жаль.

Нет ни света в конце, ни тоннеля.
Паутина щекочет лицо.
Бутерброды давно устарели.
След не стёрся, но свёрнут кольцом.

Не желает быть овощем кислым,
Жить в кастрюле и лёжа бродить.
Но во рту только зубы и листик
И порвалась надеждина нить.

Жил да был на свете
Человек простой.
Тих и неприметен.
Серый весь такой

И совсем стандартный
Ростом и умом.
Никаких талантов,
Но зато при том

Явных недостатков
Тоже не имел.
Не желал стать ярким
И в потоке дел

Будничных и скучных
Был самим собой.
И себя не мучил
Призрачной мечтой.

Но скончался этот
Странный индивид
И, по всем приметам,
Не был позабыт.

Он живёт в легендах
И всё так же прост.
И зимой и летом
Средний ум и рост,

Серые желанья,
Серые дела...
Только смерть, каналья,
Парня забрала.

Не осталось больше
Средних и простых.
Только те, кто сложен
Так же, как и ты.

Виден свет в конце тоннеля.
Я так рад. Бегу к нему.
Неужели, в самом деле,
Покидаю эту тьму?

Надоели грязь и сырость.
Вырвусь скоро на простор.
Всё, что грезилось, свершилось.
Чётко видит ясный взор -

Огонёк моей надежды
Засиявший, словно встарь.
Буду ярко жить, как прежде...
Нет... Шахтёр забыл фонарь.

То молча ждут своих минут
И дней безоблачного счастья,
То видят путь, но не идут,
То рвут на части крепкой пастью

Свои надежды и мечты
О лучшем мире, лучшей доле
И прислонив к земле зады,
Смирившись с болью и неволей,

О счастье молят небеса,
А, получив от них подарки,
Не верят собственным глазам
И ноют нудно, ноют жалко.

То доберутся до ворот
В страну безбрежного блаженства
И силы все пускают в ход,
Пускают в ход любые средства,

Чтоб не пустить туда других,
Не дать друг другу наслаждаться.
А, если кто-то смел и лих
И сможет выбраться - прорваться,

То перепортит всё вокруг
И самым близким не оставив
Ни шанса вылезти из мук.
Всю радость местную отравит.

Мазманян Валерий Григорьевич

родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего.

В 1975 году закончил

Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков.

Живёт в Москве. Работает в системе образования.                                                                                         

Автор книги «Не спросишь серых журавлей».

Любовная лирика

Ржали призрачные кони
Над пугливым домоседом.
Он укрылся на балконе
Позабыв, что можно где-то

Проскакать с попутным ветром
По дороге и по полю,
Отдохнуть под старым кедром,
Отпустив пастись на воле,

А потом позвать надёжный
Дружелюбный, транспорт шустрый.
И тогда, конечно, можно
Вновь вернуться в домик грустный

И скучать в своей постели,
Но теперь отлично зная,
Что все кони, в самом деле,
Любят, ценят, уважают.

Про историко - идеологическую литературу

Смешались в кастрюле эпохи и мифы,
Идей недоваренных рыхлые рифы
И где-то на дне толи факт, толи слух.
Который, к началу готовки, протух.
Обильно насыпаны в ёмкость приправы
Тупых убеждений из баночки правых.
Из баночки левых швырнули чуть-чуть.
В ней тоже такая же жуткая муть.
Всё это посолено авторитетом
Всех самых известных историков света,
Которые, собственно, этот рецепт
И сами используют множество лет.
И автор для этой ментальной бурды
Совсем не жалеет словесной воды.