Опасная дверь

Павильон, напоминавший  огромную  церковь, будто  кончался  тут, завершались  торговые  ряды, и  человек  стоял  под  куполом, словно  оказавшись  в  алтарной  части. Советская  империя – образ  религиозного  государства  без  Бога, но  без  Бога…как  же? И  вот, кривые  и  извращённые, возникали  и  множились  культы  по-советски, и  человек, бывавший  в  этом  космическом  павильоне  много  раз, впервые  заметил, что  структурно  он  смоделирован  с  церкви.

Двери – массивные, тяжёлые – вели  в  разнообразные  внутренние  помещения, но  человек  не  знал, куда  ему, он  стоял, и  набирал  sms, ожидая…Одна  из  дверей  отъехала  и  приятель, выскочивший  из  неё, замахал  рукой – мол, сюда, сюда.

Поздоровались.

Лестница, пыльная  и  полутёмная, шла  между  обломков  декораций – так  казалось, по-крайней  мере; старые, фанерные  макеты  распадались  от  одного  прикосновенья, огнетушители  выглядывали  из  красных  гнёзд, и  пахло  неприятно – мёртвым  столярным  клеем, застоявшимся  сном  вещества. Несколько  людей – иные  в  милицейских  формах – на  небольшой  площадке  за  пластиковыми  столиками  пили  кофе  и  курили.

-Кофе  хочешь?

-Да  нет.

Новая  дверь – и  новые  люди, ходившие  взад-вперёд, переговаривавшиеся, нырявшие  ещё  куда-то, тащившие  сумки, поднимавшиеся  по  лестницам…

-Суета, в  общем.

-А  как  ты  хотел? Это  киносъёмки.

Всё  съезжало  куда-то  вбок, устремлялось  вверх, и  казалось, избыточное  движение  противоречит  всякому  смыслу  бытия, сути  человеческой  отъединённости  и  глубины; щёлкало  специальное  устройство, вспыхивали  лампы, камера  работала, и  актрисы  ругались, изображая  нечто, и  вновь  люди  в  милицейских  формах, с  автоматами, входили, выходили, садились  за  столы, пили  кофе…Разносчик  пиццы  в  пёстрой  куртке  тыкался  бестолково, не  зная, куда  пристроить  свой  товар…

 По  крутой  лестнице  поднялись  в  квадратную  комнату, где  диван  туго  поблескивал  кожей, а  аппаратура – компьютеры  и  проч. – не  была  включена.

 Потолок  был  затянут  чем-то  блестящим, похожим  на  зыбкое  серебро  фольги.

 Ещё  одна  дверь – и  за  нею  долгий-долгий  коридор, коленчато  загибавшийся  вправо.

-Ну? Пойдёшь?

-Не  знаю.

-Учти – опасно.

-Ты так и не решился?

-Да  нет.

Он  пошёл. Нечто  мягко  пружинило  под  ногами, и  тихие  звуки  плавали  вокруг, будто  нежные  солнечные  зайчики.

Свернув, почти  сразу  он  нащупал  дверь  и  отворил  её, и  солнце  было  таким  же, и  майская  зелень  вполне  уже  походила  на  зрелую, летнюю – в  общем  та  же  жизнь, но  тридцать  лет  назад.

Мне  десять  вот  тут, подумал  он, огибая  массивный, без  признаков  обветшанья  павильон, зная, как  и  куда  идти – чтобы  увидеть  живого  отца, молодую  маму, чтобы  увидеть  себя: ребёнком – которому  так  хотелось  рассказать, как  правильно, разумно, целесообразно  построить  свою, столь  неудавшуюся  жизнь…

 

Александр Балтин