Щедр Салтыков

ОН , ОДИН ИЗ ТЕХ , КОИХ ЗЕМЛЯ РОЖДАЕТ НЕ ЧАСТО .
ЕГО МАНЕРА ВЫРАЖАТЬ МЫСЛЬ ПОРАЗИЛА МЕНЯ , ПРАКТИЧЕСКИ , С ПЕРВОЙ МИНУТЫ ОБЩЕНИЯ .
В МОЁМ ИЗГНАНИИ , ОТВЫКШУЮ СЛЫШАТЬ ЧИСТУЮ , ПРАВИЛЬНУЮ  РУССКУЮ РЕЧЬ ,
РАЗИТ МУЗЫКА ЗВУКА РУССКОГО ЯЗЫКА .
ДЛЯ МЕНЯ ЭТО , ЧИСТОЙ ВОДЫ  , НАРКОТИК ! 
Я ОЧАРОВЫВАЮСЬ МГНОВЕННО И НАВСЕГДА . 
ЕГО УМЕНИЕ ДЕРЖАТЬ СЕБЯ В РУКАХ  ИЗ СЕРИИ НЕМЫСЛЕМЫХ .
МОЙ ВЗРЫВНОЙ , СУМАШЕДШИЙ ХАРАКТЕР НЕ КАЖДОМУ ДАНО ВЫНЕСТИ ...
НАСТОЯЩИЕ МОИ ДРУЗЬЯ ВЫДЕРЖИВАЮТ И ЦЕНЯТ .
А , УЖ Я ТО ИХ ЗА ЭТО - БОГОТВОРЮ !
ОН , ДРУГ МОЙ , ОЧЕНЬ БЛИЗКИЙ СЕРДЦУ .
ЦЕНЮ ОБЩЕНИЕ С НИМ НА ВЕС ДРАГОЦЕННЫХ МЕТАЛЛОВ .
С НИМ МОЖНО ГОВОРИТЬ ОБО ВСЁМ , ДО БЕСКОНЕЧНОСТИ .
ЕГО ЧУВСТВО ЮМОРА ПРОСТО БЛИСТАТЕЛЬНО !
ЕГО ТАКТ  И ЖЕЛАНИЕ НЕ ПРИЧИНИТЬ ЗЛА  СТАВИТ МЕНЯ , ПОРОЙ , В ТУПИК .
ОТКУДА , В КАКОЙ ЗАКРУЧЕННОЙ СПИРАЛИ ДНК , ЗАРОДИЛАСЬ  НА СВЕТ  ЭНЕРГИЯ ,
ЧЬЁ ИМЯ  ВЛАДИМИР ? - ВЛАДЕЙ МИРОМ !  
ОН ВЛАДЕЕТ . В ЕГО МИРЕ ГАРМОНИЯ , 
ПОКОЙ И ЛЮБОВЬ .
ЛЮБИМЕЦ ДРУЗЕЙ , РОДНЫХ И БЛИЗКИХ - НЕ УДИВЛЯЮСЬ НИ НА МИГ ...
СТОЛЬКО БОГ ОТСЫПАЛ ЩЕДРОЮ РУКОЙ !
ИСТИННЫЙ ИНТЕЛЛИГЕНТ , В ВЫСОКОМ СМЫСЛЕ ЭТОГО СЛОВА .
ИНТЕЛЛЕКТУАЛ , ТУТ НЕТ НУЖДЫ В ВЕРХНИХ ОБРАЗОВАНИЯХ , СКОЛЬЗЯЩИХ ПО-ПОВЕРХНОСТИ .
ТУТ ГЛУБИНА : ГЛУБИНА МЫСЛИ , ГЛУБИНА ПОЗНАНИЯ , ГЛУБИНА МУДРОСТИ , 
ЕСЛИ ХОТИТЕ .
ОН  ИЗ ТЕХ , КТО НЕПРЕСТАННО РАБОТАЕТ НАД СОБОЙ .
ПОСТОЯННОЕ САМОУСОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ ! НЕМЫСЛЕМО !
ТАК СТРАННО , ЛИСТАЯ СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ , ВДРУГ , УЗНАЁШЬ , 
ЧТО ЧЕЛОВЕК ЗАРАЖЁН СОЧИНИТЕЛЬСТВОМ  И ДАВНО .. 
ЧТО ТВОРЧЕСКАЯ ЖИЛКА БЬЁТСЯ И ЖИВЁТ ...
СОЧИНЕНИЕ УЧЕНИКА 3 -ГО КЛАССА , ЗАСТАВИЛО РЫДАТЬ ВЕСЬ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ КОЛЛЕКТИВ . 
ОНО БЕРЕЖНО ХРАНИТСЯ В АРХИВЕ ШКОЛЫ .
КАК БЫ МЕЧТАЛОСЬ ПРОЧЕСТЬ , НО , ВРЯД ЛИ ..
В ЛИХИЕ 90-Е КТО КАК ВЫЖИВАЛ , ОДИН БОГ ЗНАЕТ ...
ОНИ , 90-Е , ПЕРЕВЕРНУЛИ СОЗНАНИЕ КАЖДОГО .
ЧТО БЫЛО  С ГЕРОЕМ МОЕГО ОЧЕРКА , В ПОДРОБНОСТЯХ НЕ ЗНАЮ , НО , 
В ОДИН ПРЕКРАСНЫЙ ЧАС , СНИЗОШЛО НА НЕГО ПРОЗРЕНИЕ И ЗАШУРШАЛИ СТРАНИЦЫ ...
КАК БУДТО , СВЕРХУ ДИКТОВАЛИСЬ СОБЫТИЯ И КТО ТО НАШЁПТЫВАЛ НА УХО  .
НАПИСАН РОМАН . ФАНТАСТИЧЕСКИ ЗАКРУЧЕННЫЙ (УМЕНИЕ НЕ ВСЕХ ПОСЕТИВШЕЕ )
ГЛЫБА ЗНАНИЙ , ОПЫТА , ФАНТАЗИИ ВЫРВАЛАСЬ НА СВЕТ БОЖИЙ .
ОХ , КАК ЖЕ ОН НЕ ЛЮБИТ ЭТИ ВСЕ СЮСИ - ПУСИ .
ТЕРПИ , АТАМАН , КОЛЬ ВЗЯЛСЯ ЗА ПЕРО !
ТО ЛИ ЕЩЁ БУДЕТ .
В КРОШЕЧНОМ ОПУСЕ НЕТ ВОЗМОЖНОСТИ ОПИСАТЬ ВСЕ ГЛАВЫ ЕГО ЖИЗНИ ,
ДА  НАДО ЛИ ? ЕСТЬ В ЭТОЙ ТАЙНЕ  СИЛА .

ВАМ , МОИ НЕБЕЗРАЗЛИЧНЫЕ ДРУЗЬЯ , 
НЕСКОЛЬКО ГЛАВ , 
ПРЕДВАРЯЮЩИХ ВЫПУСК КНИГИ .
ВЕРЮ В ПРОВЕДЕНИЕ , ВЕДУЩЕЕ МОЕГО ГЕРОЯ .
УДАЧИ ТЕБЕ , ВЛАДИМИР !

Как цари в народ ходили

Были б живы господа - слуги им всегда найдутся.
(от автора)

       Глава I

       Ранней осенью тысяча девятьсот девяносто девятого года личный самолет президента России Березкина Николая Николаевича, легко разбежавшись по взлетной полосе Токийского Международного Аэропорта, "Ханеда" взмыл вверх, поднялся над облаками и, лаская слух работой мощных двигателей, взял курс на Москву.
       Официальный визит Главы Российского Государства в Страну Восходящего Солнца, в преддверии Миллениума, завершился.
       Увиденное в Японии просто потрясло всех участников этой поездки, поэтому в обоих салонах огромного авиалайнера царило невообразимое оживление. Все пассажиры делились друг с другом своими впечатлениями, фотографиями, сувенирами. Казалось, что говорили все сразу, поэтому стоял такой гвалт, который не затихал ни на минуту.
       Все, это примерно сто пятьдесят человек: взрослые голоса вперемешку с детскими; мужские с женскими.
       В отдельном кабинете, на втором этаже, в небольшом кожаном кресле, удобно и вальяжно усевшись, взирал на этот людской муравейник Президент. Казалось, что он ничего не слышит и смотрит как бы сквозь. Он устал. Визит был долгим и не простым. В голове все смешалось: люди, машины, поездки, речи...
       Очнувшись, перевел взгляд в зал. На одном из ближайших кресел увидел супругу. Та, укрывшись пледом, кажется, готовилась ко сну. Фаина Степановна поймала его взгляд и показала жестом, соединив ладони: мол, приляг, отдохни. Он, повинуясь, кивнул. Успокоившись, она, удобнее устроившись в ложе, тут же уснула.
       У входа в кабинет появилась миловидная стюардесса. Тихо, но четко произнесла:
       - Николай Николаевич... Как вы просили. Со стоявшей рядом тележки она быстро и аккуратно поставила на дубовый стол бутылку «Столичной», стакан и много разных закусок. Обернув в салфетку бутылку, налила в стакан немного водки. Не переставая улыбаться, произнесла:
       - Прошу Вас, Николай Николаевич. Потом, сделав паузу, добавила: «Что-нибудь еще?»
        - Нет, мне кажется, на сегодня хватит, - сказал он устало и жестом отпустил девушку.
       Та вышла из кабинета, прикрыла стеклянную дверцу, отделяющую кабинет от зала и, грациозно, как умеют, наверное, только стюардессы, пошла через весь салон к выходу из верхнего яруса лайнера к нижнему, чувствуя спиной взгляды мужчин — ближайших соратников Президента и... завистливые взгляды их жен.
       Николай Николаевич какое-то время тоже смотрел ей вслед. «Хороша! - мелькнуло в голове. Потом перевел, все-таки, взгляд на стол и усмехнулся: «Кто их, чертей, научил так водку наливать?» Взял бутылку и долил в стакан до краев. Резко выдохнул. Выпил. Выдохнул еще раз: протяжно, с чувством. Закусил бутербродом с икрой. «Ух. Хорошо пошла! На пользу значит», - подумал он. - «Аж слезы навернулись». Вытирая их ладонью, вдруг заметил какой-то блеск чуть поодаль, у стены. «Что это?... А-а-а!... Подарок Премьера Накамуры. Даже не его, а лично " Их Императорского Величества" кажется», - вспомнил он, пристально вглядываясь на искусно сделанную вещь.
       На специальной подставке, на полке над телевизором, стоящем на полу, лежал самурайский меч. Строгие черты орнамента на рукояти и ножнах, темная вороненая раскраска гипнотически притягивали взгляд. Его даже не хотелось, как-то, взять в руки, вынуть из ножен, взмахнуть, сверкнув молнией каленого клинка, разрубая воздух. На него хотелось просто смотреть. От его грозного вида исходило что-то далекое, философское, неведомое... Казалось, что это и была сама Япония: с ее древней историей, с ее мощью сегодняшней.
       «Черт! Как его Накамура-то называл? «Таками» что ли?,,3абыл!» - вдруг очнулся он от охватывающей было его неги. Николай Николаевич присмотрелся еще раз. Теперь он отчетливо видел тот блеск и откуда он исходит.
        Накатили воспоминания:
«Процедура приема у Премьера Накамуры. Как всегда в таких случаях много речей, тостов и т.д. Все у них как-то солидно, строго, даже жестко. Движения все отточены. Даже кланяются все как-то одинаково: миллиметр - в миллиметр, градус - в градус. Та-ак... Потом, вся эта болтовня, весь этот дипломатический этикет кончился, слава Богу... Дальше?... Дальше: принесли ему меч. Накамура взял его крепко за рукоять и за ножны, вынул клинок из ножен почти полностью. Потом крикнул что-то гортанное (Ох и мастаки они орать!) Та-ак, так... так. Хитрый самурай! Все с намеком делает! Обнажив меч, видно, хотел показать: какие они сильные. А в ножны, потом, не до конца его вложил - вот он блеск-то у меня в кабинете откуда! Вот так мол, русские! У нас еще не все сказано друг другу; не все между нами гладко».
Потом, почему-то, начал вспоминать весь визит с самого начала.
       «Сразу повез могилы наших воинов Русско-японской войны показывать. Ухожены. Ничего не скажешь: хорошо, аккуратно все. Батюшка тамошний и наш Патриарх Арсений совместную службу провели. Все чинно, как и полагается в таких случаях. Дальше?...А дальше начал чудеса ихние демонстрировать. Мы аж рты разинули! Ох, и работящие же они - черти узкоглазые! Все у них как-то отлажено, четко, добротно получается. Умно: все Отмерено до миллиметра, до секунды. Из ничего сто один процент пользы выжмут. Ну и народ!».
       Вдруг на Березкина повеяло Россией:
«Народ!..А наш! Только, бунтовать, да водку хлестать умеет! Вся история - сплошная резня. Пьет, гуляет, да дерется. Умнейшие, бывало, люди им правили, - а ему хоть бы что! Вот и пойми его! Та-ак, о чем это я? Что дальше-то было?
A-а... Плавно последней войны коснулся: мол, пора бы и мир уже заключить. Потом Курилы тронул... Стоп! А-а-а! Намек прост: они нам помогут подняться немного экономически, а мы им за это Мирный Договор, а потом и Курилы. Хитрецы! Кого надуть хотите?! У нас в России любой школьник знает, что им не мир нужен, а Южные Курилы. А к островам по всем мировым законам и правилам положена двухсотмильная морская зона вокруг. А зона эта тогда влезет в Охотское море. А море это самое богатое морепродуктами в мире. И тогда они уж там развернуться!... Хрен вам!..
       Я уж им так не сказал, конечно. Мол, подумать надо, подсчитать все. Хотя, горячих голов и у нас хватает. Говорят: «Давайте отдадим. А они наши магазины за это заполнят». Не-ет. Пусть эти азиаты надеются. Потянем немножко время. А в случае чего: они в резкую оппозицию нам не встанут. Политика, брат!»
Налил еще водки; взял кружочек лимона в сахаре и поднес ко рту стакан. Вдруг опустил выпивку и усмехнулся: «Нет, не все у них хорошо! Телевизор вот, «Сони», что ли, (присмотрелся на блестящие буквы под кинескопом), хороший. А вот водка ихняя «сакэ» - дрянь! Слабая...У нас вода из кранов в домах и то крепче течет!»
Резко опустошив второй стакан, сморщился. Потом выдохнул: «У-у-х!» - и закусил лимоном. Потянуло в сон. Сладко и протяжно зевнув, глянул на меч и снова задумался, пытаясь отогнать слабость, сопутствующую надвигающейся ночи.
       «Оттяпали они у Николая - царя Сахалин, Курилы и на материке, вроде кое-что. А все почему? Слабый он был. Семью свою, особенно Александру- жену любил. Слушался всех подряд. Всяких дармоедов хитрож...х типа Распутина. Так Россию-матушку и прозевал, а народ развратил. И что в итоге? Сам и загремел вместе с семьей под топор народного гнева. Два поражения подряд: сначала японцам, затем и немцам в Первую Мировую - такое не прощается. Слабаков над собой народ не любит.,«
А я так думаю. Если взялся такой громадиной как Россия управлять, то ты должен быть один. Всегда и во всем. Сам - бог, сам - царь. Иван Грозный никому не доверял, а вон как Россию размахнул - до самого Тихого океана! Опять же Петр Великий. Да, что далеко-то ходить. Ленин, Сталин. Коммунисты, то есть. Вон, как все в мире перевернули. Крутехоньки были. Сопли не распускали и другим не давали. То ли люди были такие, то ли время такое выпало им? Настоящие были, идейные! Весь мир заставили себя уважать и ... трепетать. В такие лихолетья вытянули страну из руин! Народу, правда, положили немерено. Что народ?! Главное-идея! А людишек бабы нарожают... Сильны были, черти! Один вот только затесался среди них - какой-то не такой. Комбайнер этот ставропольский. Прославиться на весь мир захотел. Имя себе сделать. Стену в Берлине снес - ему за это Нобелевскую премию Мира. Запад в ладоши хлопает - «Мо-ло-дец!» а - этот не унимается. Варшавский Договор развалил- «Мо-ло-дец!!» На старых партийцев, выкормивших его, попер - «Мо-ло-дец!!!» А как они на него..., так в штаны сразу и наложил. В Фаросе... С самолета в Москве сходил - как мумия! Даже жинка его - сама не своя. Бывало, лезла наперед него всюду. А тут притихла, сгорбилась вся. Ведьма ведьмой!
Ничего народу не дал кроме болтовни своей. Цельными днями по телевизору и по радио трещал. Болтун! А когда Чернобыль ухнул, так и Союз затрещал по швам. Все один к одному. Интересная штука жизнь! На западе все его любят и уважают. А дома, в России - ненавидят всей душой. Чудно'!
Я не такой. Я главное сделал: Россию сохранил. Коммунистов скинул. Народу свободу дал, демократию. Вздохнул народ свободно. Полной грудью, после стольких лет рабства. Свобода - это лучшее лекарство от всех бед.
       Даже в кино я где-то слышал. Один так и сказал: что мол, лучше быть голодным, холодным, но свободным, чем сытым рабом. Спартаком его звали, кажется?
Горбачева скоро забудут. А меня будут помнить долго. Вот только Кавказ немного успокою; сепаратистов этих приструню. И все у нас будет, как они, там за бугром говорят: «О, кей!» А потом... Глядишь и в Историю обо мне напишут. А что?! Написано же там про всяких князей, царей да императоров, про вождей разных... И вдруг: «Президент Всея Руси Николай Березкин!» Меня же называют так эти» - кое-как приподнявшись с кресла и отодвинув дверцу кабинета, посмотрел в салон. Постояв пару минут, плюхнулся в кресло.
       «Вот она, вся моя «Президентская Рать! Кого здесь только нет! Правительство, министры, замы, чиновники пониже рангом. Все с женами, детьми. Даже с внуками. Охрана, обслуга - полно! В лицо-то всех не знаю. Целый самолет; в целых два этажа набились. Надоела им Москва. Решил я их в Японию свозить. Ладно уж! Вот если бы надо было в Урюпинск какой- нибудь лететь, то тыщу причин нашли бы, чтобы в столице остаться. А за границу - уговаривать не надо!..Пусть. Свои же люди. Ишь как резвятся. Веселые все, радостные. Не всех еще и взял. А интересно: кто в Москве-то у нас остался? На кого страну-то оставили?! А вдруг... Да, нет. Тихо сейчас. Кругом все в друзья лезут - хоть в очередь ставь! Даже американцы. Не посмеют, нет. Они меня уважают. Побаиваются даже. Я им, давеча, в Америке такое устроил! До сих пор не поймут: что у меня на уме? Чего от меня ждать можно? Держава-то у меня все-таки ядерная! Ядреная!» - усмехнулся он.
Увидев  живо беседующего с кем-то Премьер-министра Чернова и, перехватив на секунду его взгляд, Президент поманил его пальцем к себе. Виктор Петрович резко прервал беседу и, немешкая, предстал перед Березкиным.
       - Звали, Николай Николаевич? - как-то в полу наклоне произнес он.
       -Виктор Петрович, - глядя в упор, произнес Президент.- А кто у нас в Москве-то остался? Мы, вроде бы, все здесь.
Чернов обернулся... Долго рассматривал людей из близкого окружения Президента... Потом, виновато потупив взгляд, покраснев, поняв, что что-то не сходится, произнес: «Все в порядке, Николай Николаевич. Все... Все под контролем».
       Президент сдвинул брови: отчего Премьер весь съежился и лицо его пошло пятнами. Зная крутой нрав Главы Государства, у Виктора Петровича появилось недоброе предчувствие. На своем веку он уже не раз видел, как слетают с высоких постов и теряют портфели высокопоставленные чиновники.
       -Выпьешь? - вдруг, протяжно зевнув, спросил Президент и указал рукой - «Сядь».
       -Можно, - не своим голосом ответил Премьер. Отказываться в такой ситуации было нелепо. И он сел напротив.
       - Налей, выпей, ... успокойся, - уже мягче произнес Березкин.
       Виктор Петрович, волнуясь, налил полстакана водки. Потом, поперхнувшись и облившись, кое-как выпил.
       -Даже... Даже, как-то, забыл сказать..."Ваше здоровье!",  Николай Николаевич.
       -Да, ладно. Ладно, - успокоил его Президент. - Иди.
       Чернов вышел, прикрыв за собой дверцу и, сразу же, как будто растворился, исчез среди кресел.
«Что это я перед ним как... как?» - подумал Премьер, усевшись в удобное сиденье. - «Где - нибудь в Кремле, да один на один, все было бы по- другому». (Чернов был одним из богатейших и влиятельных людей России). Там он ему быстро сказал бы пару ласковых выражений и указал бы ему на его место. На место в ИХ обществе. Но здесь, при людях, при подчиненных, было нельзя. Здесь уже все иначе. Здесь так принято, так устроено. С этим
все давно свыклись; с этим все жили: «Наверху должен быть только один!
       Никаких компромиссов! Точка! Все. Ничего не было. Летим дальше".
       За стеклами иллюминаторов засветлело. Высыпали звезды. Налилась желто-белым светом Луна. Было как-то тихо и торжественно.
«Небесный Пастух пасет облака...», - возможно, от такой же красотищи навеяло когда-то Виктору Цою (автору и исполнителю, лидеру группы «Кино»).
Лайнер, нежно посвистывая турбинами, быстро приближался к воздушной границе России. Самолеты сопровождения Японских Сил Самообороны, качнув, прощаясь крыльями, «свалились» в темную бездну облаков и направились обратно в сторону своих островов. Около Президентского Борта остались только наши «МИГ»и.
Оживление, царившее внутри лайнера каких-то полчаса тому назад, стало стихать. Ходьба по салонам прекратилась. Разговоры постепенно перешли в тихие беседы шепотом и полушепотом. Многие уже спали. Стюардессы ходили между кресел, складывали посуду в тележки, раздавали желающим газеты и журналы, помогали укладываться спать. Включилось дежурное освещение. Ночь постепенно входила в свои права.
Ольга Николаевна, дочь Президента, уложила спать двух своих дочек- блезняшек, подошла к уже давно спящей матери и, поправив на ней полу сползший плед, вошла в кабинет отца. Тот уже было задремал, но, увидев дочь, взбодрился:
       - A-а, Оленька. Что, не спится?
       -Да вот, зашла, пожелать тебе спокойной ночи, - ответила та.
       -Как там мои внучки? Спят уже, наверное? Десятый сон видят?
       -Еле угомонились. Набрали в Японии этих электронных безделушек - не оторвешь от них! А что дома-то будет?! Об этом лучше и не думать.Учебу
не забросили бы.
       -Ничего. Что-нибудь придумаем. Мать-то что? Спит?
       -Да, спит. Набегалась бедняжка за целый день. А ноги-то уже не те.
       -Стареем по-маленьку. А зять мой где? Что-то не заходит.
       -Сергей в шахматы с компьютером играл. Проиграл, кажется. Потом выпил немного с Фроловым (Министром рыбной и рыбоперерабатывающей промышленности), и оба спят теперь рядышком. Я уж не стала их будить.
       -Правильно сделала.
       Ольга постояла еще немного, нежно глядя на отца. Потом заторопилась;
       -Ну, я пойду, папа. Глаза уже слипаются - сил нет.
       -Иди. Спасибо что зашла. - Он обнял ее, поцеловал в лоб и проводил. Дочь он любил. Единственная все-таки. 
Глядя уже сонными глазами ей вслед, подумал: «Сильная женщина! Характер упрямый, железный. Чего хочет, добьется! За короткое время огромный капитал сколотила. 
И муж при деле. Я ей помог, конечно. Не без этого. Но, все равно, умна чертовски! Молодец. Моло-дец... моло...мо...».

        Глава II

       Темное небо будто треснуло и разверзлось. Казалось, что кто-то огромный и неимоверно сильный, как герой древнегреческого эпоса Атлант, схватив крепкими огромными руками черную мантию небосвода, рванул ее с силой в разные стороны. В образовавшуюся брешь ворвался невиданный по яркости и интенсивности свет. Резко. Как будто кто-то включил мощный прожектор. Даже не прожектор - лазер. В тот же миг что-то огромное, непонятной формы, без строгих очертаний контура, рассыпая вокруг себя на огромные расстояния изумрудно-серебристые частицы, пронеслось сверху вниз  километрах в двадцати-двадцатипяти по курсу авиалайнера.
Было похоже на то, что началась сильнейшая гроза и сверкнула мощнейшая молния. Поэтому, видавшие виды пилоты самолета не сразу поняли: что бы это могло быть. Ведь летели-то они высоко над облаками, а сверкнуло - высоко над ними.
       В кабину пилотов лайнера ворвался ослепительный свет: такой яркий и плотный, что, казалось, самолет приблизился к Солнцу. Мигом позже тоже самое ощутили и обитатели нижнего пассажирского отсека.
       Все от неожиданности затихли: как-то резко, на вздохе. Так бывает, когда человек впервые собирается окунуться в прорубь морозной зимой: наберет в грудь воздуха, задержит дыхание и, сначала широко раскрыв глаза, потом, резко закрыв их, крепко сжав губы, окунается в ледяную воду... Проснулись даже те, кто уже давно и крепко спал. И стали озираться по сторонам. Потом, будто, все разом выдохнули: «У-ух!» И... О ужас! Кроме изумрудно-серебристого света,.заполнившего все вокруг, никто ничего не видел.
       Началось что-то невообразимое, граничащее с паникой. Почему граничащее?! Это и была настоящая паника! Многие повскакивали с мест и начали метаться по салону, натыкаясь на все, что попадалось на их пути. Кто-то сидел, закрыв лицо ладонями, но убрав их, он ничего не видел и начал причитать. Дети стали плакать и тереть глаза руками. Женщины завизжали и завыли, сдавленно, от охватившего их ужаса и бессилия. Слышались ругань и мат. Под ногами что-то хрустело и хлюпало. Запахи спиртного, косметики и прочего заполнили все вокруг. Люди стали падать, запутываясь в одеялах, вещах, сталкиваясь друг с другом. Появились сильно ушибленные и травмированные. Хаос продолжался. Отовсюду слышалось.
       - Что происходит?
       - Я ничего не вижу.
       -Не плачь. Успокойся, пожалуйста.
       -Господи, я, кажется, сломал ногу.
       -Выпустите меня отсюда! Я не хочу! Я не хочу...
       -Почему не сажают самолет?
       -Где Президент? Что с ним? Надо же что-то делать.
       -Это же невыносимо, Черт побери...
       -Мама, Мамочка...
       В этой какофонии бедняжки-стюардессы, не менее других ошарашенные и ослепленные произошедшим, повинуясь своему долгу, взяв себя в руки, насколько это было возможно в это время, всеми силами, как могли старались успокоить людей, навести хотя бы какой-то порядок.
       Старшая стюардесса, потирая глаза салфеткой, на ощупь пробралась в кабину пилотов и, обращаясь к командиру экипажа и стараясь держать себя в руках, спросила:
       -Геннадий Сергеевич. Что происходит? Я ничего не вижу... Какие будут дальнейшие указания? - Немного помолчав, добавила: «Ситуация постепенно выходит из-под контроля. Люди в отчаянном положении».
       -Наташа! Наташенька, - взволнованно, но, стараясь держать себя в руках, заговорил командир. - Собери всех девочек. Ты меня слышишь?
       -Слышу, Геннадий Сергеевич.
       -Хорошо. Собери всех девочек. Слышишь? Успокой в первую очередь их. Скажи, что все под контролем. Что скоро все это закончится. Понимаешь? И... все силы, все силы на борьбу с паникой. Ты поняла меня, Наташа?
       -Да.
       -Ну..., с Богом!
       Наташа почувствовала, что командир держится молодцом. Но по каким-то слабеньким сигналам, ноткам в его голосе, каким-то своим, женским, чутьем поняла, что все может кончиться очень даже плачевно. «Сидеть же сложа руки в такой ситуации - худшее из зол. Нужно бороться. Бороться до последнего"-Так думала она. Так думал и командир.
      -Господи! Помоги нам! - громко, стараясь взбодрить себя, крикнула она и шагнула в салон. Потом на миг остановилась, будто хотела услышать еще хоть что-нибудь от своего командира и услышала:
      -На Бога надейся, а сам не плошай.
      Геннадий Сергеевич, человек, которого она любила всем сердцем, нашел еще одну секундочку, чтобы поддержать ее.
Сжав кулачки, стиснув зубы и выправив осанку, она пошла на свой пост. «Будем жить, командир!» - мелькнула в ее голове фраза из кинофильма «В бой идут одни старики». Будем жить...
       Летный состав лайнера, осознавая, что в их руках жизни многих людей и самого Президента, не поддался панике и продолжал нести службу.
Командир корабля сидел в своем кресле и коротко и четко отдавал команды. Свет, ударивший в самолет, ослепил его и второго пилота сразу же. Бортмеханик, штурман и радист пострадали менее их. Геннадий Сергеевич, еще издали заметив и почувствовав неладное, каким-то десятым, наверное, чувством дал команду сначала нагнуться, а затем укрыться чем-нибудь. Сам же успел только включить автопилот и аварийную систему, снять, уже ослепленный, на ощупь, китель с вешалки и накрыть им штурмана. Штурман так и сидел теперь укрытый с головой за своей аппаратурой. Его глаза почти не пострадали. Радист тоже сильно не пострадал, успев крепко зажмуриться и укрыться своей формой. Потом снял с себя это «покрывало» и накрыл штурмана. Все понимали: штурман сейчас был глазами самолета, поэтому ему, в первую очередь, было оказано все внимание и создан более-менее " комфорт".
       Полет лайнера проходил пока нормально. Он летел своим курсом, четко укладываясь в график полета. На борту же его все было не так безоблачно, как бы хотелось... И самое худшее еще только начиналось.

Глава III

       Вдруг погас свет. Штурман, радист и бортмеханик доложили, что с аппаратурой и приборами творится что-то невероятное.
       - Саша. Что у нас с Землей? - обратился командир к радисту.
       -Порт нас не слышит, Геннадий Сергеевич. Ближайшие - тоже. У меня такое ощущение, что сигнал с нашего борта вообще не выходит в эфир. Такого быть не может! Но факт есть факт, - в голосе его звучало изумление.
       -Попробуй связаться с бортами сопровождения, - сказал, чуть подумав, командир.
       -Уже пробовал, Геннадий Сергеевич. Даже на «резерве» пробовал.
       Чудеса, да и только! - радист Сашка неустанно переключал все тумблеры своей аппаратуры, неистово щелкали ключом морзянки. - «Бесполезно».
       - Иосиф, - повернулся командир к штурману, что у тебя?
       -Ничего хорошего, Геннадий Сергеевич, - ответил тот, укрытый и, потому, сильно вспотевший, - Неопределенность во всем. Подумать надо.
       -Думай. Думай!
       Потом, немного помолчав:
       -Иван. Чем ты обрадуешь, бортмеханик ты наш дорогой.
       -Самолеты сопровождения исчезли с радара, Геннадий Сергеевич. А сейчас. Сейчас... Господи!.. Сейчас радар показывает, что мы летим..., летим под землей. Ничего не понимаю!
      -Ладно. Доклады принял... Думайте, думайте, ребятки мои дорогие. Был еще один способ установить связь. Командир быстрым движением
снял крышку предохранителя тумблера связи со «спец. отсеком», щелкнул им; потом еще раз. Светодиоды, показывающие наличие связи, не засветились.

       Глава IV

       Отсек «спец. связи» находился в хвостовой части самолета. Это был особобронированный и особозащищенный, без иллюминаторов, небольшой зал, где несли службу офицеры связи. За засекречивающей и шифровальной аппаратурой несли круглосуточное дежурство интеллектуалы высочайшего класса. Доступ сюда не имел даже командир экипажа лайнера. Только Президент, Премьер-министр и Министр Обороны России могли посетить этот центр связи.В отдельной кабинке находились два высших офицера: Сухопутных Сил и Флота, с так называемым «ядерным чемоданчиком».Здесь всегда и все дышало спокойствием. Даже разговоры велись только вполголоса. Внутреннее напряжение, конечно же, было, но его никто не выставлял напоказ. Боеготовность — наивысшей степени! Такая вот служба.,.
Получив первые помехи, связисты быстро переключились на резервную аппаратуру и доложили о неполадках. Показания «резерва» тоже оказались странными и удивили даже видавших виды специалистов. Переглядываясь, они включили вторые резервные комплекты - результат тот же. Ни один вид связи не работал. Не было ее даже с экипажем корабля.
       Лишних вопросов здесь задавать было не принято. Офицеры, все как один, начали выдвигать различные версии случившегося. Но что-то не сходилось. Все казалось очень странным, необъяснимым, неизведанным. Люди, знающие «до винтика» свою аппаратуру, «до буквы» принцип ее работы, оказались в тупике.
Начальник узла связи генерал-майор Иванов решил срочно проинформировать о случившемся Президента. Отдав команду «Всем оставаться на боевых постах!» он, внутренне собравшись, двинулся к выходу из отсека. Набрав «код выхода» на замке бронированной двери, от толкнул ее и... Она не открылась. Дверь, ведущая из узла связи в верхний президентский ярус лайнера, не выпустила генерала. И ему оставалось только выйти в нижний ярус самолета через люк и добираться до цели через пассажирский салон. Механический замок люка сработал. Иванов спустился по ступенькам в небольшой тамбур. Люк за ним сразу же закрылся. Открыв дверь тамбура, ведущую уже в салон самолета, он вдруг невольно зажмурился от яркого свечения. Г лаза его начали слезиться, но он не потерял самообладания и шагнул вперед, закрыв за собой дверь.
       Людской гвалт резанул слух, немного обескуражив его, но на какое-то мгновение. Генерал был человеком с железными нервами.
       Дело в том, что невыносимая яркость света к этому времени уже немного уменьшилась. А свечение в салоне исходило от непонятно откуда взявшихся мельчайших частиц. Эта «пыль» висела в воздухе и лежала тонким слоем на всем вокруг. И все вокруг искрилось, как искрится снег в морозную солнечную погоду. Только цвет был какой-то неземной, изумрудно-серебристый.
       Вокруг кричали, плакали, ползали «изумрудные» люди. Иванов начал продвигаться вперед. Ему вдруг показалось, что он либо спит, либо начал сходить с ума. Прозрение наступило скоро: сразу после того, как на него наткнулся огромный парень, шедший на ощупь. Парень был из личной охраны Президента. Только там работали такие^супермены^под два метра ростом.
       Взяв генерала за плечо и ощутив в руке погон высшего ранга, молодой человек сказал:
       -Товарищ... Э-э, проведите меня, пожалуйста, к Президенту. Я должен... Я должен....
       Парень не был напуган и, не сказать, что сильно растерян. Он просто не знал, что делать в такой конкретной ситуации. Он знал.^Что «Должен». И все.
       -Пошли, - сказал Иванов.
       Взяв парня под локоть левой руки, генерал только сейчас обратил внимание на то, что правая рука охранника все это время находилась под пиджаком в том месте, где находится кобура с пистолетом. «С этим у них полный порядок», - мелькнула мысль в голове генерала.
      Выход из узла связи, даже такой кратковременный, не обошелся без последствий. Яркая пыль, хоть и в небольшом количестве, все-таки попала и сюда. Но людям, находящимся здесь, было не до таких «мелочей».
      Подняли,  оторвав от сна, всех тех, кто уже «отстоял» свою вахту. Все        взоры устремились на аппаратуру: пульты, мониторы, приборы, проводку и т.д. и
т.п. Их лица, особенно глаза, были напряжены так, что, казалось, эти люди видят все насквозь. Казалось, что их мозги «перелистывают» десятки и сотни страниц учебников, справочников и другой литературы со схемами, таблицами, чертежами. Некоторое время они сидели будто в оцепенении. Затем, все сразу, как по команде, начали нажимать кнопки и сенсоры, щелкать тумблерами, что-то говорить в микрофоны... Все тщетно! Наконец, «успокоившись», все обратили взоры на зам. начальника узла связи полковника Сидоренко. Тот, полусидя на подлокотнике кресла, с непроницаемым каменным, лицом, ждал докладов от каждого отделения связи, от всех постов. Доклады посыпались один за другим, как и положено, поочередно, но все одинаково неутешительные.
       -Ну, что ж, будем ждать дальнейших указаний. Товарищ генерал, наверное, уже у Президента? - сказал спокойно Сидоренко. - Эх, закурить бы сейчас.
       -Товарищ полковник, вы же не курите, - произнес кто-то из офицеров.
       -Не курю. И вам не советую. Но пару раз затянулся бы. Это точно!

Глава V

       Вытянув вперед руку, другой придерживая парня-телохранителя, генерал Иванов медленно, но все же продвигался в направлении кабинета Президента. Неожиданно, споткнувшись, он упал. Приподнявшись, схватился за какую-то прочную материю и стал тянуть ее к себе, перебирая руками, пытаясь подняться на ноги. Встал. Материей оказалась ряса Патриарха Арсения. Иванов понял это, когда, приблизившись к нему лицом к лицу, услышал его сильный, поставленный голос.
Арсений неистово молился, сжав обеими руками большой крест, висевший на груди. Он так вошел в это святое действо, что, перекрыв своим огромным телом один из проходов между креслами, не обращал ни на кого никакого внимания. Обойти или протиснуться «сквозь него» не было никакой возможности. Пришлось ждать.
В сплошном гвалте вдруг как-то отдельно выделялось: «Господи. Спаси рабы твоя». - Потом это заглушалось и, снова: «...Господи. Господи. Г о-о-о-спо-ди...»
Чудо случилось или Божий промысел возобладал, но вдруг свечение в салоне стало исчезать. Всюду стали слышны какие-то неуверенные, но уже с искоркой счастья и радости голоса:
      -Я, кажется, вижу. Только, вот,темно что-то вокруг.
      -И я вижу... Кто-нибудь, включите, пожалуйста, свет...
      -Господи, слава тебе.
      -Мама, мама! А у меня глазки щиплет. Посмотри, а.
      -Сейчас (плача), сейчас посмотрю, моя хорошая. Потерпи немножко. Ладно?
      -Что, черт возьми, происходит, а?..
      Похожее состояние возникает у шаловливых пацанов в раннем детстве. Придут, бывало, на какую-нибудь стройку и подолгу смотрят на дугу электросварки. Потом перепугаются до смерти, думая, что ослепли; трут руками глаза; слезы текут ручьем. Но проходит какое-то время, и они начинают постепенно «прозревать». Радость начинает переполнять их. И они, с глазами полными слез и еще дрожащим голосом говорят, говорят...
Дежурное освещение, так же, как и аварийное, не сработало. Появились робкие огоньки зажигалок и слабенькие лучики света от брелочных, «мобильных», (не работающих телефонов) и прочих фонариков. Разные по мощности и силе лучики света стали биться во мраке в разные стороны, выхватывая на миг из темноты то измученные лица, то какие-то вещи и предметы.
      Люди стали искать друг друга. Зазвучали фамилии, имена и отчества, уменьшительно-ласкательные прозвища:
      -Самохин... Самохин... Ты где?
      -Палыч. Иван Палыч.
      -Зайчик, я здесь... Здесь, около...
      -Нина Григорьевна, Нина Григорьевна, идите сюда... Продвигайтесь к своему месту... Я здесь... Здесь я...
      -Миленький ты мой! Я думала, что уже никогда тебя не увижу...
      Стюардессы принесли несколько более мощных фонариков, сделанных непонятно как и из чего то ли связистами, то ли кем-то из телохранителей, расположили их по углам пассажирского салона. Стало светлее. Люди стали более менее видеть друг друга, а также последствия недавней паники вокруг.
       Бедные стюардессы! Они ни секунды не думали о себе. «Ослепшие» и обескураженные не меньше других, они сумели быстро, на сколько это было возможно, взять себя в руки, и продолжали выполнять свои обязанности. Каждая на своем посту. Скрепя сердце, иногда кусая от бессилия губы в кровь, они работали и работали. Если бы не они, описать последствия произошедшего было бы невозможно.
       Стало немного легче. Даже нельзя сказать «немного» - на какую-то йоту, на толику! А расслабляться нельзя ни на миг. Это их работа! Это их судьба! Поддерживая друг-друга, держа себя в надлежащем виде, они буквально были везде. Ноги уже подкашивались от усталости. Но они по- прежнему спокойно, без нотки дрожи в голосе, говорили и... улыбались. Улыбались!
       Господи! Кто замечал сейчас их улыбки?! Кому сейчас было дело до них. До их душевных мук и страданий?! То тут, то там слышались их голоса:
       -Успокой