Дедушка Бертик выглянул в окно.
      Окно, конечно, очень условное понятие. Всегда это выход, портал во внешний мир. А в нём сегодня полыхало такое многоцветье, что хотелось поскорее разбудить домашних и показать, какую праздничную осень протягивает им всеми своими ладошками клён у дома.
     Дедушка Бертик потеребил пальцами задорную бородку на своём круглом лице, что делал обычно в минуты раздумий. С чего начать сегодняшний день, который уже разбросал за порогом все свои сокровища - иди, собирай, обустраивай собственное настроение и своих близких!
     Романтичный папа Дедушки Бертика, исполненный высоких идеалов,назвал его в честь князя Лакриды Альберта Великолепного Века, правление которого было блистательным но, увы, недолгим. В его кабинете министров были собраны самые громкие поэты, искусные танцовщики с мускулистыми длинными ногами и артисты цирка в прекрасной физической форме. В Лакриде поэтому все от мала до велика страстно танцевали, задушевно пели, а некоторые даже любили читать - не все, впрочем, так как чтение требовало усилий и отвлекало от танцевания и приятных бесед. У лакридян самым неприличным было словосочетание "здравый смысл", посему все приверженцы этого понятия безжалостно изгонялись - главное ведь, чтобы общение было незаземлённым!
      А потом, когда было съедено и выпито всё, что осталось от отца Альберта Великолепного Века, страна как-то быстро перестала существовать, и только немногие ценители высокого стиля в истории сейчас помнили Лакриду и её утончённого князя. Итак, папа Дедушки Бертика назвал его Альбертом, Бертом, Бертиком...
      Дедушка Бертик достал из старого, часто вздыхающего шкафа любимый жилет и с удовольствием надел его - всё-таки, что ни говори, а лето кончилось! Жилет был двух цветов - с зелёной суконной спинкой, совсем такой, какой бывает поверхность у бильярдных столов, и с передом цвета тусклого золота - это цвет обычно навевал на дедушку меланхолические настроения... Обычно, но не сегодня! Сегодня в окно Дома заглянула молодая осень!
      Первым делом надо было взглянуть, каким Дом стал к утру.
      Дело в том, что Дом, в котором жил Дедушка Бертик и другие обитатели, каждую ночь неузнаваемо изменялся. Мало того - ещё и каждый Домочадец всегда жил в собственном обособленном жилище, хотя со стороны казалось, что все они обитают под одним кровом. А вот и нет! И чтобы навестить, скажем, Бабушку Лину, или Гошу Хулигана, или поэта и художника Симу, Дедушке Бертику, да и любому жителю или гостю Дома надо было пройти всегда разную, иногда довольно долгую, но единственно возможную дорогу...
      Сегодня Дом был Глиняным Горшочком, в котором... Ну, во-первых, перешёптывались, пошлёпывали друг друга и приветственно кивали прохожим кленовые листья - и ни один из них не повторял цветом своего платья одёжку другого... А во-вторых, Дедушке Бертику хотелось рассмотреть всё, что выглядывало из Горшочка, но он решил сделать это чуть позже, когда будет решать, какие работы предстоят ему сегодня. А пока надо было будить сонное царство - ведь каждая потерянная минутка укатывалась прочь неиспользованной золотой монеткой, и вернуть её было уже нельзя...
      Кошечка Олли открыла один глаз. Ветка за окном её сегодняшнего жилища была украшена нахальным дроздом. Откуда он прилетал, Олли не знала, да это и не было ей интересно, главным было то, что он прилетал всегда: где бы она ни просыпалась, её сон завершался шорохом птичьих крыльев и громкой незатейливой песенкой всего из четырёх нот. Иногда на заре из-за этого Кошечка Олли чувствовала, что вот-вот взлетит - но это было лишь в то мгновение полусна-полуяви, когда у её изголовья рассыпались зёрна птичьей бессонницы. Дрозд чуть склонил голову набок, почистил клюв о черешок побледневшего листа и громко прокричал:"Проснись скорей!"
      Второй глаз Олли просыпаться не хотел. Ей ещё снился город, в котором она однажды побывала на гастролях с Арлекином Мигелем. Там на раскалённой солнцем площади, обтекаемый потоками бесцельно бродящих людей, лежал тигр, с которым фотографировался любой желающий прохожий. Это поразило Кошечку Олли - сама она, да и все её сородичи не каждому разрешают приближаться к себе... Она подошла к тигру и потёрлась щекой о его щёку, но тигр не ответил на её приветствие. Открытые глаза его спали чужим, навязанным сном, но даже в этом сне ему снилась непроходимая свобода джунглей...
      Вспомнив о джунглях, Олли проснулась окончательно. Она распутала клубок, в который на ночь свернула свои лапы и хвост, и спрыгнула на пол. Птица вспорхнула, прихватив с собой волокна Оллиных сновидений. Олли хорошенько потянулась вся, от усов до коготка на мизинчике задней левой лапы. Сегодня она ощущала себя серебристо-голубой. Однако правое ухо было рыжим с белым пятнышком в центре - это была память о тигре из сна... Кошечка Олли подумала о том, какие истории о рыжем ушке будет сегодня сочинять для своих друзей и скользнула в приоткрытую дверь...

      В Дом Олли пришла за Мигелем. Он жил здесь, но Кошечка частенько не могла его найти - Арлекин и сам терял себя в пестроте своих костюмов и масок, которые всегда определяли где, а главное каким Мигель должен быть сейчас.

      Накануне Арлекин Мигель ушёл в маске хоккеиста, и до настоящего времени не вернулся - возможно, уехал на какой-то хоккейный турнир. Об этом Олли вспомнила, подойдя к Дедушке Бертику и позволив ему погладить себя по выгнутой спине... Ей очень захотелось сразу же подняться наверх, где между ветвей клёна красовался новенький старый скворечник, но она решила сделать это попозже, когда после завтрака все начнут обсуждать планы на день - тогда её не сразу хватятся...
      Дедушка Бертик, между тем, достал из кармана жилетки тонкую дудочку. Сказать по правде, самым любимым его музыкальным инструментом была труба. Её объёмное, окрашенное звучание всегда заставляло его сердце биться чаще. Но использовать трубу для пробуждения сонного Дома было совершенно невозможно - просыпаться надо  неспешно и абсолютно незаметно для себя. Для этого подходила именно дудочка. Бертик поднёс её к  губам, и в окна полилась добрая утренняя мелодия омлета, оладышек и сладкого какао.
     В Доме послышались неясные звуки - его обитатели проснулись. Дедушка знал, что музыка завтрака не разбудит только Симу - каждую ночь тот перебирал буквы и краски, вглядывался в невидимые пространства, и к утру появлялись либо новые стихи, либо пахнущие свежей краской картины. Сима не совпадал по времени со всеми остальными домочадцами, но неизменно всё и всегда о них знал. Или чувствовал. Или предугадывал.
     Но все остальные уже были готовы войти, вбежать, впрыгнуть в новый день.