Четыре месяца славы.

Одна из самых ярких и скандальных мистификаций в кругах петербургского литературного общества состоялась в августе 1909-го года.
А началось все с банальной ссоры на поэтическом диспуте.Некрасивая хромоногая девушка-поэтесса и эстет-редактор не нашли общего языка.
Прошло какое-то время - и в один из самых известных в тогдашней России лит.журнал "Аполлон" были посланы стихи,которые просто обворожили этого самого редактора(С.Маковского).
Автор интриговала,талантливо и тонко намекая в стихах на свой древний и знатный род,изысканно-пряную внешность и веру рьяной католички.Доверительные и страстные - они покорили его сердце! Подписано было - Черубина де Габриак.
И мало кто знает,что вдохновил на этот розыгрыш Елизавету Дмитриеву - Макс Волошин!
Что это было - женская месть или желание сделать реальным истинный облик своей души?..Но весь Петербург сходил тогда с ума от её стихов. А габриак - всего лишь обточенная морем фигурка из дерева.
А дальше пошли нешуточные страсти и было сделано немало глупостей.Поэты ломали голову - кто же эта незнакомка с бронзовыми волосами и обольстительным именем? Секрет таинственной красавицы раскрыл М.Кузмин,разгадавший её легенду - и разоблачение привело к дуэли!
Дрались вдохновитель розыгрыша Волошин и нелестно высказавшийся о поэтессе Гумилев - я знаю,какое оружие они выбрали,и дуэль была на Черной речке - истинная правда,клянусь вам!
В последнем стихотворении Черубины Маковскому были такие строки:
Милый друг, Вы приподняли
Только край моей вуали.
Она почти больше ничего не написала после этой истории.
Вот так,падучей звездой сверкнула и отгорела на поэтическом небосклоне Петербурга Елизавета Дмитриева - Черубина де Габриак.

 

 

 

* * *

Червленый щит в моем гербе,
И знака нет на светлом поле.
Но вверен он моей судьбе,
Последней – в роде дерзких волей.
Есть необманный путь к тому,
Кто спит в стенах Иерусалима,
Кто верен роду моему,
Кем я звана, кем я любима.
И – путь безумья всех надежд,
Неотвратимый путь гордыни;
В нем пламя огненных одежд
И скорбь отвергнутой пустыни...
Но что дано мне в щит вписать?
Датуры тьмы иль розы храма?
Тубала медную печать
Или акацию Хирама?


* * *

С моею царственной мечтой
Одна брожу по всей вселенной,
С моим презреньем к жизни тленной,
С моею горькой красотой.

Царицей призрачного трона
Меня поставила судьба...
Венчает гордый выгиб лба
Червонных кос моих корона.

Но спят в угаснувших веках
Все те, кто были бы любимы,
Как я, печалию томимы,
Как я, одни в своих мечтах.

И я умру в степях чужбины,
Не разомкну заклятый круг.
К чему так нежны кисти рук,
Так тонко имя Черубины?


РАСПЯТЬЕ

Жалит лоб твой из острого терния
Как венец заплетенный венок,
И у глаз твоих темные тени.
Пред тобою склоняя колени,
Я стою, словно жертва вечерняя,
И на платье мое с твоих ног
Капли крови стекают гранатами...

Но никем до сих пор не угадано,
Почему так тревожен мой взгляд,
Почему от воскресной обедни
Я давно возвращаюсь последней,
Почему мои губы дрожат,
Когда стелется облако ладана
Кружевами едва синеватыми.

Пусть монахи бормочут проклятия,
Пусть костер соблазнившихся ждет,—
Я пред Пасхой, весной, в новолунье,
У знакомой купила колдуньи
Горький камень любви — астарот.
И сегодня сойдешь ты с распятия
В час, горящий земными закатами.

* * *

Замкнули дверь в мою обитель
навек утерянным ключом,
и черный Ангел, мой хранитель,
стоит с пылающим мечом.

Но блеск венца и пурпур трона
не увидать моей тоске,
и на девической руке
ненужный перстень Соломона.

Не осветит мой темный мрак
великой гордости рубины...
Я приняла наш древний знак -
святое имя Черубины.


* * *

Лишь раз один, как папоротник, я
цвету огнем весенней, пьяной ночью...
Приди за мной к лесному средоточью,
в заклятый круг, приди, сорви меня.

Люби меня. Я всем тебе близка.
О, уступи моей любовной порче.
Я, как миндаль, смертельна и горька,
нежней чем смерть, обманчивей и горче.

* * *

Цветы живут в людских сердцах:
Читаю тайно в их страницах
О ненамеченных границах,
О нерасцветших лепестках.
Я знаю души, как лаванда,
Я знаю девушек мимоз,
Я знаю, как из чайных роз
В душе сплетается гирлянда.
В ветвях лаврового куста
Я вижу прорезь черных крылий,
Я знаю чаши чистых лилий
И их греховные уста.
Люблю в наивных медуницах
Немую скорбь умерших фей,
И лик бесстыдных орхидей
Я ненавижу в светских лицах.
Акаций белые слова
Даны ушедшим и забытым,
А у меня, по старым плитам,
В душе растет разрыв-трава.

 

 

СОНЕТ
Графу А. Н. Толстому

Сияли облака оттенка роз и чая,
Спустилась мягко шаль с усталого плеча
На влажный шелк травы, склонившись у ключа,
Всю нить моей мечты до боли истончая,

Читала я одна, часов не замечая.
А солнце пламенем последнего луча
Огнисто-яркий сноп рубинов расточа,
Спустилось, заревом осенний день венчая.

И пела нежные и тонкие слова
Мне снова каждая поблекшая страница,
В тумане вечера воссоздавая лица
Тех, чьих венков уж нет, но чья любовь жива...

И для меня одной звучали в старом парке
Сонеты строгие Ронсара и Петрарки.

Новость отредактировал: Зоя Вершинина - 29-07-2011, 18:50
Причина: Леван попросил)))