"Я НЕ ПРОСИЛ СУДЬБЫ ИНОЙ У НЕБА,,," Максимилиан Волошин.
Бывали ли вы в Коктебеле, друзья мои? Видели ли синее море, каменистые пляжи, абрис гор, похожий на профиль лениво лежащего дракона, и скалы, встающие из моря, как окаменевшие дети владыки морей Посейдона? И еще зеленовато - золотистые закаты, впитавшие в себя запахи степных трав, чабреца, шалфея и лаванды? Все это-Киммерия.
Певцом этой древней земли стал Максимилиан Волошин. Не только поэт, но и художник, причем очень тонкий, он в своих пейзажах передал все очарование побережья юго - восточного Крыма, в акварелях, которые так близко по своему внутреннему содержанию смыкаются с творчеством А. Грина.
Вот что он писал в автобиографических воспоминаниях: "Пейзажист должен изображать землю, по которой можно ходить, и писать небо, по которому можно летать, т. е. в пейзажах должна быть такая грань горизонта, через которую хочется перейти, и должен ощущаться тот воздух, который хочется вдохнуть полной грудью, а в небе — те восходящие токи, по которым можно взлететь на планёре."
Именно с подачи Максимилиана Волошина Коктебель стал признанным местом отдыха и творчества поэтов, писателей и художников.
Похожий на греческого бога, в хитоне и сандалиях, с ремешком, обвивавшим буйные кудри, шествовал Макс, как его называли все в его окружении, по своей любимой Киммерии...
Разностороннейший человек, прежде всего поэт, художник, критик, переводчик, исскуствовед, он сумел точным и четким слогом донести до читателя свой сокровенный мир в стихах, которые стали бесценным достоянием Серебряного века.
Но пришла революция. Волошин отнесся к ней с лукавой двойственностью - прятал на своей коктебельской даче то красных, то белых! Вот его слова - “Я имею претензию быть создателем собственной классовой системы, утверждаю право быть Человеком, а не гражданином”. А на вопрос: “К какому крылу вы примыкаете – к красному или к белому?” Волошин отвечал: “Я летаю на двух крыльях”.
Это был такой светлый человек, щедрый душой и сердцем, что, изучая мемуары его современников, я не нашла ни одного отрицательного отзыва о нем...
Скончался Макс Волошин в Коктебеле 11 августа 1932 г., в завещании оставив свой дом Союзу писателей.
* * *
Дети солнечно-рыжего меда
И коричнево-красной земли -
Мы сквозь плоть в темноте проросли,
И огню наша сродна природа.
В звездном улье века и века
Мы, как пчелы у чресл Афродиты,
Вьемся, солнечной пылью повиты,
Над огнем золотого цветка.
1910
* * *
Если сердце горит и трепещет,
Если древняя чаша полна... —
Горе! Горе тому, кто расплещет
Эту чашу, не выпив до дна.
В нас весенняя ночь трепетала,
Нам таинственный месяц сверкал..
Не меня ты во мне обнимала,
Не тебя я во тьме целовал.
Нас палящая жажда сдружила,
В нас различное чувство слилось:
Ты кого-то другого любила,
И к другой мое сердце рвалось.
Запрокинулись головы наши,
Опьянялись мы огненным сном,
Расплескали мы древние чаши,
Налитые священным вином.
1905, Париж
* * *
Здесь был священный лес. Божественный гонец
Ногой крылатою касался сих прогалин.
На месте городов ни камней, ни развалин.
По склонам бронзовым ползут стада овец.
Безлесны скаты гор. Зубчатый их венец
В зеленых сумерках таинственно печален.
Чьей древнею тоской мой вещий дух ужален?
Кто знает путь богов — начало и конец?
Размытых осыпей, как прежде, звонки щебни,
И море древнее, вздымая тяжко гребни,
Кипит по отмелям гудящих берегов.
И ночи звездные в слезах проходят мимо,
И лики темные отвергнутых богов
Глядят и требуют, зовут... неотвратимо.
1907, Коктебель
* * *
Зеленый вал отпрянул и пугливо
Умчался вдаль, весь пурпуром горя...
Над морем разлилась широко и лениво
Певучая заря.
Живая зыбь как голубой стеклярус.
Лиловых туч карниз.
В стеклянной мгле трепещет серый парус.
И ветр в снастях повис.
Пустыня вод... С тревогою неясной
Толкает челн волна.
И распускается, как папоротник красный,
Зловещая луна.
* * *
И будут огоньками роз
Цвести шиповники, алея,
И под ногами млеть откос
Лиловым запахом шалфея,
А в глубине мерцать залив
Чешуйным блеском хлябей сонных,
В седой оправе пенных грив
И в рыжей раме гор сожженных.
И ты с приподнятой рукой,
Не отрывая взгляд от взморья,
Пойдешь вечернею тропой
С молитвенного плоскогорья...
Минуешь овчий кошт, овраг...
Тебя проводят до ограды
Коров задумчивые взгляды
И грустные глаза собак.
Крылом зубчатым вырастая,
Коснется моря тень вершин,
И ты возникнешь, млея, тая,
В полынном сумраке долин.
14 июня 1913
* * *
Как мне близок и понятен
Этот мир - зеленый, синий,
Мир живых прозрачных пятен
И упругих, гибких линий.
Мир стряхнул покров туманов.
Четкий воздух свеж и чист.
На больших стволах каштанов
Ярко вспыхнул бледный лист.
Небо целый день моргает
(Прыснет дождик, брызнет луч),
Развивает и свивает
Свой покров из сизых туч.
И сквозь дымчатые щели
Потускневшего окна
Бледно пишет акварели
Эта бледная весна.
1901 или 1902
* * *
В дождь Париж расцветает,
Точно серая роза...
Шелестит, опьяняет
Влажной лаской наркоза.
А по окнам, танцуя
Всё быстрее, быстрее,
И смеясь и ликуя,
Вьются серые феи...
Тянут тысячи пальцев
Нити серого шелка,
И касается пяльцев
Торопливо иголка.
На синеющем лаке
Разбегаются блики...
В проносящемся мраке
Замутились их лики...
Сколько глазок несхожих!
И несутся в смятенье,
И целуют прохожих,
И ласкают растенья...
И на груды сокровищ,
Разлитых по камням.
Смотрят морды чудовищ
С высоты Notre-Dame.
* * *
Любовь твоя жаждет так много,
Рыдая, прося, упрекая...
Люби его молча и строго,
Люби его, медленно тая.
Свети ему пламенем белым -
Бездымно, безгрустно, безвольно.
Люби его радостно телом,
А сердцем люби его больно.
Пусть призрак, творимый любовью,
Лица не заслонит иного,-
Люби его с плотью и кровью -
Простого, живого, земного...
Храня его знак суеверно,
Не бойся врага в иноверце...
Люби его метко и верно -
Люби его в самое сердце!
8 июля 1914
* * *
Мы заблудились в этом свете.
Мы в подземельях темных. Мы
Один к другому, точно дети,
Прижались робко в безднах тьмы.
По мертвым рекам всплески весел;
Орфей родную тень зовет.
И кто-то нас друг к другу бросил,
И кто-то снова оторвет...
Бессильна скорбь. Беззвучны крики.
Рука горит еще в руке.
И влажный камень вдалеке
Лепечет имя Эвридики.
29 июня 1905, Париж
Комментариев 0