Максимилиан Волошин глазами Зои Вершининой. Продолжение

 

 

* * *

 

Над зыбкой рябью вод встает из глубины

Пустынный кряж земли: хребты скалистых гребней,

Обрывы черные, потоки красных щебней —

Пределы скорбные незнаемой страны.

 

Я вижу грустные, торжественные сны —

Заливы гулкие земли глухой и древней,

Где в поздних сумерках грустнее и напевней

Звучат пустынные гекзаметры волны.

 

И парус в темноте, скользя по бездорожью,

Трепещет древнею, таинственною дрожью

Ветров тоскующих и дышащих зыбей.

 

Путем назначенным дерзанья и возмездья

Стремит мою ладью глухая дрожь морей,

И в небе теплятся лампады Семизвездья.

1907, Коктебель

 

 

 

* * *

 

Не успокоена в покое,

Ты вся ночная в нимбе дня...

В тебе есть темное и злое,

Как в древнем пламени огня.

 

Твои негибкие уборы,

Твоих запястий бирюза,

И строгих девушек Гоморры

Любовь познавшие глаза,

 

Глухой и травный запах мирры -

В свой душный замыкают круг...

И емлют пальцы тонких рук

Клинок невидимой секиры.

 

Тебя коснуться и вдохнуть...

Узнать по запаху ладоней,

Что смуглая натерта грудь

Тоскою древних благовоний.

14 декабря 1916

 

 

* * *

 

Небо в тонких узорах

Хочет день превозмочь,

А в душе и в озерах

Опрокинулась ночь.

 

Что-то хочется крикнуть

В эту черную пасть,

Робким сердцем приникнуть,

Чутким ухом припасть.

 

И идешь и не дышишь...

Холодеют поля.

Нет, послушай... Ты слышишь?

Это дышит земля.

 

Я к траве припадаю.

Быть твоим навсегда...

"Знаю... знаю... все знаю",-

Шепчет вода.

 

Ночь темна и беззвездна.

Кто-то плачет во сне.

Опрокинута бездна

На водах и во мне.

6 июля 1905, Париж

 

* * *

 

О, как чутко, о, как звонко

Здесь шаги мои звучат!

Легкой поступью ребенка

Я вхожу в знакомый сад...

Слышишь, сказки шелестят?

После долгих лет скитанья

Нити темного познанья

Привели меня назад...

1903 или 1904

 

* * *

 

Обманите меня... но совсем, навсегда...

Чтоб не думать зачем, чтоб не помнить когда...

Чтоб поверить обману свободно, без дум,

Чтоб за кем-то идти в темноте наобум...

И не знать, кто пришел, кто глаза завязал,

Кто ведет лабиринтом неведомых зал,

Чье дыханье порою горит на щеке,

Кто сжимает мне руку так крепко в руке...

А очнувшись, увидеть лишь ночь и туман...

Обманите и сами поверьте в обман.

 

Осенью

 

Рдяны краски,

Воздух чист;

Вьется в пляске

Красный лист,—

Это осень,

Далей просинь,

Гулы сосен,

Веток свист.

 

Ветер клонит

Ряд ракит,

Листья гонит

И вихрит

Вихрей рати,

И на скате

Перекати-

Поле мчит.

 

Воды мутит,

Гомит гам,

Рыщет, крутит

Здесь и там —

По нагорьям,

Плоскогорьям,

Лукоморьям

И морям.

 

Заверть пыли

Чрез поля

Вихри взвили,

Пепеля;

Чьи-то руки

Напружили,

Точно луки,

Тополя.

 

В море прянет —

Вир встает,

Воды стянет,

Загудёт,

Рвет на части

Лодок снасти,

Дышит в пасти

Пенных вод.

 

Ввысь, в червленый

Солнца диск —

Миллионы

Алых брызг!

Гребней взвивы,

Струй отливы,

Коней гривы,

Пены взвизг...

1907, Коктебель

 

* * *

 

Плывущий за руном по хлябям диких вод

И в землю сеющий драконьи зубы - вскоре

Увидит в бороздах не озими, а всход

Гигантов борющихся... Горе!

3 февраля 1915

 

 

 

* * *

Валерию Брюсову

 

По ночам, когда в тумане

Звезды в небе время ткут,

Я ловлю разрывы ткани

В вечном кружеве минут.

 

Я ловлю в мгновенья эти,

Как свивается покров

Со всего, что в формах, в цвете,

Со всего, что в звуке слов.

 

Да, я помню мир иной -

Полустертый, непохожий,

В вашем мире я - прохожий,

Близкий всем, всему чужой.

Ряд случайных сочетаний

Мировых путей и сил

В этот мир замкнутых граней

Влил меня и воплотил.

 

Как ядро к ноге прикован

Шар земной. Свершая путь,

Я не смею, зачарован,

Вниз на звезды заглянуть.

Что одни зовут звериным,

Что одни зовут людским -

Мне, который был единым,

Стать отдельным и мужским!

 

Вечность с жгучей пустотою

Неразгаданных чудес

Скрыта близкой синевою

Примиряющих небес.

Мне так радостно и ново

Все обычное для вас -

Я люблю обманность слова

И прозрачность ваших глаз.

Ваши детские понятья

Смерти, зла, любви, грехов -

Мир души, одетый в платье

Из священных, лживых слов.

Гармонично и поблёкло

В них мерцает мир вещей,

Как узорчатые стекла

В мгле готических церквей...

В вечных поисках истоков

Я люблю в себе следить

Жутких мыслей и пороков

Нас связующую нить.

 

Когда ж уйду я в вечность снова?

И мне раскроется она,

Так ослепительно ясна

Так беспощадна, так сурова

И звездным ужасом полна!

1903, Коктебель

 

 

Полдень

 

Травою жесткою, пахучей и седой

Порос бесплодный скат извилистой долины.

Белеет молочай. Пласты размытой глины

Искрятся грифелем, и сланцем, и слюдой.

 

По стенам шифера, источенным водой,

Побеги каперсов; иссохший ствол маслины;

А выше за холмом лиловые вершины

Подъемлет Карадаг зубчатою стеной.

 

И этот тусклый зной, и горы в дымке мутной,

И запах душных трав, и камней отблеск ртутный,

И злобный крик цикад, и клекот хищных птиц —

 

Мутят сознание. И зной дрожит от крика...

И там — во впадинах зияющих глазниц

Огромный взгляд растоптанного Лика.

1907

 

 

 

Полынь

 

Костер мой догорал на берегу пустыни.

Шуршали шелесты струистого стекла.

И горькая душа тоскующей полыни

В истомной мгле качалась и текла.

 

В гранитах скал — надломленные крылья.

Под бременем холмов — изогнутый хребет.

Земли отверженной — застывшие усилья.

Уста Праматери, которым слова нет!

 

Дитя ночей призывных и пытливых,

Я сам — твои глаза, раскрытые в ночи

К сиянью древних звезд, таких же сиротливых,

Простерших в темноту зовущие лучи.

 

Я сам — уста твои, безгласные как камень!

Я тоже изнемог в оковах немоты.

Я свет потухших солнц, я слов застывший пламень,

Незрячий и немой, бескрылый, как и ты.

 

О, мать-невольница! На грудь твоей пустыни

Склоняюсь я в полночной тишине...

И горький дым костра, и горький дух полыни,

И горечь волн — останутся во мне.

1907, Петербург

 

 

Портрет

 

Я вся — тона жемчужной акварели,

Я бледный стебель ландыша лесного,

Я легкость стройная обвисшей мягкой ели,

Я изморозь зари, мерцанье дна морского.

 

Там, где фиалки и бледное золото

Скованы в зори ударами молота,

В старых церквах, где полет тишины

Полон сухим ароматом сосны,—

 

Я жидкий блеск икон в дрожащих струйках дыма,

Я шелест старины, скользящей мимо,

Я струйки белые угаснувшей метели,

Я бледные тона жемчужной акварели.

1903, Москва

 

* * *

 

Священных стран

Вечерние экстазы.

Сверканье лат

Поверженного Дня!

В волнах шафран,

Колышутся топазы,

Разлит закат

Озерами огня.

 

Как волоса,

Волокна тонких дымов,

Припав к земле,

Синеют, лиловеют,

И паруса,

Что крылья серафимов,

В закатной мгле

Над морем пламенеют.

 

Излом волны

Сияет аметистом,

Струистыми

Смарагдами огней...

О, эти сны

О небе золотистом!

О, пристани

Крылатых кораблей!..

1907

 

* * *

 

Себя покорно предавая сжечь,

Ты в скорбный дол сошла с высот слепою.

Нам темной было суждено судьбою

С тобою на престол мучений лечь.

 

Напрасно обоюдоострый меч,

Смиряя плоть, мы клали меж собою:

Вкусив от мук, пылали мы борьбою

И гасли мы, как пламя пчельных свеч...

 

Невольник жизни дольней - богомольно

Целую край одежд твоих. Мне больно

С тобой гореть, еще больней - уйти.

 

Не мне и не тебе елей разлуки

Излечит раны страстного пути:

Минутна боль - бессмертна жажда муки!

20 марта 1910

 

* * *

 

Сквозь сеть алмазную зазеленел восток.

Вдаль по земле, таинственной и строгой,

Лучатся тысячи тропинок и дорог.

О, если б нам пройти чрез мир одной дорогой!

 

Все видеть, все понять, все знать, все пережить,

Все формы, все цвета вобрать в себя глазами.

Пройти по всей земле горящими ступнями,

Все воспринять и снова воплотить.

1903 или 1904, Париж

 

* * *

 

Склоняясь ниц, овеян ночи синью,

Доверчиво ищу губами я

Сосцы твои, натертые полынью,

О мать земля!

 

Я не просил иной судьбы у неба,

Чем путь певца: бродить среди людей

И растирать в руках колосья хлеба

Чужих полей.

 

Мне не отказано ни в заблужденьях,

Ни в слабости, и много раз

Я угасал в тоске и в наслажденьях,

Но не погас.

 

Судьба дала мне в жизни слишком много;

Я ж расточал, что было мне дано:

Я только гроб, в котором тело бога

Погребено.

 

Добра и зла не зная верных граней,

Бескрылая изнемогла мечта...

Вином тоски и хлебом испытаний

Душа сыта.

 

Благодарю за неотступность боли

Путеводительной: я в ней сгорю.

За горечь трав земных, за едкость соли -

Благодарю!

7 ноября 1910

 

* * *

 

Спустилась ночь. Погасли краски.

Сияет мысль. В душе светло.

С какою силой ожило

Всё обаянье детской ласки,

Поблекший мир далеких дней,

Когда в зеленой мгле аллей

Блуждали сны, толпились сказки,

И время тихо, тихо шло,

Дни развивались и свивались,

И всё, чего мы ни касались,

Благоухало и цвело.

И тусклый мир, где нас держали,

И стены пасмурной тюрьмы

Одною силой жизни мы

Перед собою раздвигали.

Май 1902

 

Старые письма

А. В. Гальштейн

 

Я люблю усталый шелест

Старых писем, дальних слов...

В них есть запах, в них есть прелесть

Умирающих цветов.

 

Я люблю узорный почерк —

В нем есть шорох трав сухих.

Быстрых букв знакомый очерк

Тихо шепчет грустный стих.

 

Мне так близко обаянье

Их усталой красоты...

Это дерева Познанья

Облетевшие цветы.

1904

 

* * *

 

Я быть устал среди людей,

Мне слышать стало нестерпимо

Прохожих свист и смех детей...

И я спешу, смущаясь, мимо,

Не подымая головы,

Как будто не привыкло ухо

К враждебным ропотам молвы,

Растущим за спиною глухо;

Как будто грязи едкий вкус

И камня подлого укус

Мне не привычны, не знакомы...

Но чувствовать еще больней

Любви незримые надломы

И медленный отлив друзей,

Когда, нездешним сном томима,

Дичась, безлюдеет душа

И замирает не дыша

Клубами жертвенного дыма.

8 июля 1913

 

]

 

* * *

 

Фиалки волн и гиацинты пены

Цветут на взморье около камней.

Цветами пахнет соль...

Один из дней,

Когда не жаждет сердце перемены

И не торопит преходящий миг,

Но пьет так жадно златокудрый лик

Янтарных солнц, просвеченный сквозь просинь.

Такие дни под старость дарит осень...

20 ноября 1926, Коктебель.

 

 

 

* * *

 

Так странно, свободно и просто

Мне выявлен смысл бытия,

И скрытое в семени "я",

И тайна цветенья и роста.

В растенье и в камне - везде,

В горах, в облаках, над горами

И в звере, и в синей звезде,

Я слышу поющее пламя.

Август 1912

 

* * *

 

Теперь я мертв. Я стал строками книги

В твоих руках...

И сняты с плеч твоих любви вериги,

Но жгуч мой прах.

Меня отныне можно в час тревоги

Перелистать,

Но сохранят всегда твои дороги

Мою печать.

Похоронил я сам себя в гробницы

Стихов моих,

Но вслушайся - ты слышишь пенье птицы?

Он жив - мой стих!

Не отходи смущенной Магдалиной -

Мой гроб не пуст...

Коснись единый раз на миг единый

Устами уст.

1910

 

* * *

 

Выйди на кровлю. Склонись на четыре

Стороны света, простерши ладонь...

Солнце... Вода... Облака... Огонь...-

Все, что есть прекрасного в мире...

 

Факел косматый в шафранном тумане...

Влажной парчою расплесканный луч...

К небу из пены простертые длани...

Облачных грамот закатный сургуч...

 

Гаснут во времени, тонут в пространстве

Мысли, событья, мечты, корабли...

Я ж уношу в свое странствие станствий

Лучшее из наваждений земли.

22 июня 1926, Коктебель